Его невеста

— У меня получилось, — гулко отозвалась она, направляя руку выше к скулам Федора. Ничего естественнее, чем трогать его, и быть не могло. Постепенно, шаг за шагом ей открывались нити, что связывали её не только с Федором, но и с самим миром двуликих. Сказки перерождались в голове, обретая новый смысл. — У меня снова было видение.

— Видение? Да черт с ним! — в сердцах выругался Федор и накрыл её ладонь своей. — Я хочу знать, как ты.

— Цела. Здорова.

— Я ценю в женщинах юмор, но ещё одна шутка или уход от прямого ответа, и я тебе ввалю.

— Что сделаешь? — Ната даже подалась вперед.

— Ввалю. Всыплю. По твоей заднице. По первое число.

Брови Наты медленно поползли кверху. Легкое удивление от грубоватости, жесткости слов перерастало в возбуждение. Соски Наты напряглись, уперлись в ткань. Пусть в салоне и не было достаточно яркого освещения, девушка увидела, как темнеют карие глаза, их затягивает поволока.

Федор демонстративно втянул воздух.

— Ната…

Его дыхание так же сбилось, и отчего-то Наташе это понравилось.

Она потянулась к нему.

Ближе.

Ещё ближе.

— Я видела себя. Там, за Гранью. В будущем. В пещере.

Федор нахмурился и резко подался назад, сразу же трогаясь с места.

Ната недоуменно уставилась на профиль мужчины.

Она ожидала другой реакции.

Какой именно — она не знала. Но не такой — точно!

— Ты мне не веришь, Федя? — возмущение заклокотало в горле.

Мужчина слишком круто выкрутил руль, Наташа дернулась вбок, потом вперед, успев выставить руку.

— Эй…

Федор продолжил молчать, сильнее сжав губы.

Наташа тоже нахмурилась.

— Куда мы едем?

Тишина.

— Федя!

Он вырулил на трассу.

Наташа больше не задавала вопросов.

Она поняла, куда они едут.

ГЛАВА 19

Мама не удивилась их приезду.

— Проходите, — сказала она, пряча глаза.

Наташа вперила в маму взгляд, но безрезультатно.

— Федор Адамович, рада вас видеть у себя…

— Мама, что происходит? — прошипела Наташа.

И Федор, и мама что-то знали.

Снова.

А она должна постоять в сторонке?

Ну уже нет!

Ната разулась, разделась и снова посмотрела на маму, что прошла вперед и терпеливо ожидала, когда гости пройдут за ней. На лице Людмилы Игнатьевны проступила бледность, в глаза дочери она не смотрела. Руки заломила за спину.

Интересно, однако.

— Чай? Кофе?

— Мама, мы ничего не будем! — Наташа сразу же прошла в зал — единственную комнату в квартире, где они могли поговорить, не толкаясь плечами друг о друг. Спальня и кухня были крошечными.

Федор обвел спокойным взглядом комнату, пропустил Нату вперед, сам же встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.

— Рассказывайте, Людмила Игнатьевна.

Если до этих слов поведение мамы насторожило Нату, то увидев, как та не села, рухнула на край дивана и сразу же спрятала лицо в ладонях, девушка сама замерла в ожидании чего-то ужасного. Крамольного.

Наташа присела на подлокотник кресла и ничего больше не говорила. Как-то закончились слова.

До родного дома они добирались всю ночь. Наташа успела даже немного вздремнуть. Федор выглядел так, словно и не провел много часов в дороге. Они почти не разговаривали, каждый думал о своем. Ната пыталась абстрагироваться от дум. Она могла предполагать что угодно, и всё равно окажется, что мимо. И если Федор её повез в родной дом, значит, на то есть веская причина.

Ната собиралась попросить Федора отвезти её к матери. Телефон телефоном, но хотелось личной встречи. Посидеть, поговорить. Пусть и не до конца откровенничая. Есть вещи, которые она теперь никому не сможет рассказать.

Мама словно их ждала. Не удивилась. Не попыталась изобразить радость.

Напротив, пребывала в напряжении, что не соответствовало их утреннему разговору. Нату неприятно царапнул факт, что мама снова от неё утаивала правду. И ладно бы, если это напрямую не касалось бы её! Так касалось же!

А если бы не видения?.. Что тогда? Они жили бы дальше, не ведая, что над ней нависла угроза.

Пещера и окровавленная она. Эта картина снова и снова вставала перед глазами Наты. Как ни странно, страха больше не было. Появились принятие и решимость во что бы то ни стало избежать пленения. Ей помогут. Федор не допустит, чтобы с ней случилось что-то страшное.

Они молчали. Никто не спешил больше задавать вопросов или возмущаться. Наташа обняла себя за плечи.

Холодно.

Она не видела, как Федор обеспокоенно посмотрел на неё.

— Мне нет прощения, — начала говорить мама, и у Наты холодные мурашки побежали по коже, столько обреченности, тоски и муки слышалось в голосе родного человека. Предчувствие надвигающейся беды усилилось. Ната постаралась собраться и с достоинством услышать то, что ей, вернее, им, собираются поведать. При необходимости — поддержать маму. Та словно состарилась на десяток лет за то время, что они не виделись.

— Мам…

Людмила Игнатьевна мотнула головой, по-прежнему не убирая рук от лица.

— Я согласна предстать перед судом, перед Советом, — не слыша дочь, продолжила она замогильным голосом.