Его невинная добыча (СИ)

Пытаясь распробовать, я сделала несколько глотков.

— У тебя красивые ноги, — обойдя меня сзади, Руслан остановился у меня за спиной. Убрал волосы с шеи и неожиданно расстегнул молнию. Я ухватилась за спинку стула.

— Хороший вечер, Зверёныш, — опустил молнию до середины спины и так же резко застегнул обратно.

Не прошло и двух секунд, как он уже сидел за столом.

— Приятного аппетита, — кивнул мне на стоящую напротив тарелку и принялся за еду.

8.2

— Приятного аппетита, — кивнул мне на стоящую напротив тарелку и принялся за еду.

От его прикосновений на коже как будто остались горячие следы, волнение никак не желало проходить, во рту пересохло.

Я осмотрела стол, надеясь увидеть графин с водой, как это всегда было в пансионате, но его не оказалось.

— Я хочу пить, — призналась, присев за стол.

Ноги всё ещё подкашивались, взгляд, которым Руслан одарил меня, напомнил о прикосновениях. Я вспомнила твёрдость его паха и невольно сдвинула ноги.

— Так пей, — ответил он резко.

Захотелось прикрыться. Спрятаться от него, от его голоса, от черноты его глаз.

Бокал, ещё наполовину полный, стоял возле меня, и я, поколебавшись, взяла его. Под пристальным взглядом Руслана допила почти до конца и облизнула губы. Вкус был странным, не понятным мне, так же, как и ощущения, которые я почувствовала после тех первых глотков.

— Разве вино бывает таким? — допила последний глоточек.

Проигнорировав нож, Руслан насадил на вилку большой кусок мяса. Рванул зубами, как хищная птица, получившая свою добычу. Добыча…

Я сглотнула, перехватив его взгляд. Взяла бокал, но он был пуст, как и стоящая передо мной тарелка. Только сейчас я заметила это и теперь уже с непониманием посмотрела на Руслана.

Взяв кусок хлеба, он разломил его и макнул в стоящий на столе соусник. Подал мне, а после, так ничего и не ответив, встал. Обойдя стол, остановился у меня за спиной. Соус с хлеба потёк по моим и так уже облитым вином пальцам, ладонь Руслана опустилась мне на плечо, бокал снова стал наполняться.

— Именно таким и бывает вино, Маугли, — очень тихо, обманчиво мягко проговорил он, поглаживая мою руку.

Взял кисть и, положив на свою, погладил между большим и указательным пальцем и тут же с силой сдавил. Дёрнул меня, заставляя встать. Я оказалась прижатой к нему — лицом к лицу, глаза в глаза. Ощутила ладонь на пояснице.

— Белое вино сладкое, — сама не зная зачем, прошептала я, напуганная, перестающая что-либо понимать. В теле появилась непонятная лёгкость, голова немного кружилась. — И его не подают с мясом.

— В этом доме его подают с тем, с чем я прикажу, — он заправил прядь волос мне за ухо. Сжимая запястье, поднёс руку ко рту и облизал соус с мизинца.

Меня заколотило, волнение, которое я испытывала до этого, было ничем по сравнению с тем, что я почувствовала, когда он принялся вылизывать следующий, а за ним ещё один. Не торопясь, то касаясь языком, то покусывая. Раздвинув безымянный и средний, он прикусил между ними и снова провёл языком и только когда соуса совсем не осталось, опять посмотрел в глаза.

Дышать я не могла, внизу живота всё стянуло, между ног заныло, и я, ещё больше напуганная, как можно плотнее сдвинула бёдра.

Подол платья медленно пополз вверх, я инстинктивно накрыла ладонь Руслана. Взгляд его полыхнул злобой, по скулам заходили желваки, черты лица моментально стали острее, жёстче.

Покорно убрав руку, я схватилась за спинку стула. Чем выше были его пальцы, тем чернее становились глаза, тем больше я чувствовала исходящую от него опасность.

Губ моих коснулась влажная мякоть хлеба. Соус — молочный, ароматный, попал на язык.

— Хорошим зверюшкам полагается лакомство, да, девочка?

Его слова согнали оцепенение, и я, отвернувшись, сделала шаг назад. Врезалась в стол и услышала, как упало на пол что-то из приборов.

— Не называй меня зверюшкой! — выпалила, чувствуя непонятно откуда нахлынувшую злость.

Хотелось сделать что-то такое… За что в пансионате меня непременно бы наказали.

Голова стала кружиться сильнее, я чувствовала себя смелой. Такой смелой, какой ни в коем случае не полагается быть женщине.

— А как мне тебя называть? — он опёрся ладонью о стол. Осмотрел меня медленно — от лица до самых кончиков лёгких балеток, которые я нашла в комнате вместе с платьем.

— Ева! — выпалила я. — Меня зовут Ева!

— Я буду звать тебя так, как посчитаю нужным, Ева, — выговорил он, вдавливая меня в край стола, сделав при этом акцент на моем имени. — Не забывай, где я купил тебя.

— Где?! — я попыталась отодвинуть его, и он мгновенно перехватил моё запястье. Тут же сдавил, холодно глядя мне в глаза.

Где он меня купил?! Мне действительно хотелось знать это.

— В публичном доме?! — выкручивая руку, выплюнула я. — Или как это называется?! Там, где женщины продают себя?!

— В питомнике, — прочеканил он. — Где женщин никто не спрашивает. В питомниках, Ева, мужчины покупают себе зверюшек. Таких, как ты. Запомни — ты — моя комнатная собачка.

— Но на этой комнатной собачке ты собрался жениться! — горячо возразила я.

— А это уже моё право, — моё второе запястье оказалось в плену его ладони, как и первое.