Теплые губы приникают к плечу, по коже разлетаются сладкие брызги мурашек. Самообладания моего надолго не хватит, вон, уже непослушные пальчики бегут по его груди, цепляют расстегнутую куртку, и Руслан приподнимается, позволяя снять её.
— Дед же, правда, не знал, что Мара была беременна! Она сбежала из дому с тобой, а потом ты исчез…
— Ага, как же… Это она тебе наплела жалостливую историю, как я, мудак и паршивец, бросил её, сбежав с какой-то девицей якобы заграницу? — усмехается он, нежно пройдясь кончиком носа по моей шее. — не по её, случаем, подставе, меня закрыли за разбой?
— Не знаю, она ничего не рассказывала про это. Руслан… не надо… — умоляюще слетает вздох, когда он откровенно ласкает мое бедро, чуть массируя, и при этом целует в шею.
— Она лжет. — уверенность в его тоне не убеждает меня, мне всё равно страшно, что мы ошибаемся, и я — его дочь. — ты её плохо знаешь, поверь мне, эта баба способна на всё, что угодно, если преследует какую-то цель. Посмотри на меня…
Мотаю головой, нервными движениями пальцев очерчиваю на его груди замысловатые узоры, и стараюсь унять дрожь. В паху сладкая тянущая боль, блин, да чё за ерунда?! Это вообще нормально, так реагировать на Соколова, стоит ему ко мне прикоснуться?!
— Посмотри на меня. — повторяет Руслан, силой заставив приподнять лицо.
Отвожу взгляд, закусываю губу. Он шумно выдыхает, и громко рявкает:
— Да посмотри ты мне в глаза, блять!
Подскочив от неожиданности, покорно выполняю приказ. Синева напоминает вечернее небо, темные ресницы чуть подрагивают, когда он смотрит на меня, а потом произносит то, от чего меня охватывает мимолетное радостное возбуждение:
— Ты моя маленькая, моя единственная, любимая девочка. Я за тебя любого порву. И, если кто-то осмелится встать между нами, неважно, кто… Я убью его. Вот увидишь, всё наладится, верь мне, как всегда верила. Завтра же поедем, в этот чёртов центр, я заплачу любые деньги, чтобы они пошевелились, и тогда ты успокоишься. Правда ведь, тогда моей Крошке будет не о чем тревожиться?
Шмыгаю носом, по щекам скатываются слезы. Блин, в последнее время выревела столько, сколько за всю жизнь не рыдала!
— Ты меня любишь? Ты… Только что признался мне в любви? — с трудом произношу эти желанные для меня слова, и Руслан закрывает глаза, растягивается на спине, закинув руки за голову.
— Поехали домой? С этой дрянью я тебя не оставлю. Собирай вещи.
Меня одолевает дикое желание его удушить. А чего ждала, жаркого признания в любви? Это точно не в характере Руслана, да и вообще… Уж не брякнул ли он это, чтобы усыпить мою бдительность и заставить подчиниться?!
— Никуда я не поеду. — отрезаю сердито, спихнув его с кровати, и отворачиваюсь к стене. — пока вся эта муть не закончится, останусь здесь! Всё, разговор окончен, вали отсюда!
Остаюсь одна, с бешенствои пинаю ножку кровати. Завтра же позвоню Настьке, пусть договорится с Галюней. Сделаю аборт, не нужен мне этот ребенок. И никакой Соколов, десять Соколовых меня не переубедят!
Глава 17
— Волнуешься? — нейтральным тоном спросила Мара, стараясь, чтобы Алиса не услышала её слова.
Они трое — она, Лиса и Руслан стояли в коридоре перед дверью лаборатории. Их попросили немного подождать, Антонина Сергеевна задерживалась. Соколов пожал плечами, бросив на Мару холодный, пытливый взгляд.
— Похоже, только ты держишься с полной уверенностью. У меня мало времени, Свете стало хуже, я должен быть в больнице. Долго еще?
— Успокойся. Она уже подъехала. — увидев в окно выбиравшуюся из машины женщину в модном осеннем пальто, сказала Мара, и, приблизившись к Алиске, крепко сжала её руку. — всё хорошо? Ты совсем бледная. Принести воды?
— Нормально. Не надо ничего, — покосилась девушка в сторону Руслана, и от Мары не ускользнуло, какая в её глазах мелькнула растерянность.
— Ты, кажется, не хочешь, чтобы мои слова были правдой?
— Отвяжись. — ершисто взвилась Алиса, оттолкнув ее руку. — просто сделаем это быстрее, раз вам обоим приспичило выяснить, кто из вас посодействовал в моем появлении на свет!
Опередив женщину, она первой шагнула в кабинет, куда вошла Антонина, и всю недолгую процедуру, пока копались у нее за щекой ватной палочкой, сидела, как на иголках. Выскочила, не удостоив ни Мару, ни Руса вниманием, и, отмахнувшись, когда мать окликнула, решительно сбежала вниз.
Мара тронула мужчину за плечо, когда он появился в коридоре, и, слабо улыбнувшись, протиснулась сама. Они договорились, что ей будет легче «по душам поболтать» с руководительницей лаборатории, и предложить ненавязчиво денежное вознаграждение за быстроту результатов.
Дородная, с копной каштановых кудрей, Антонина занимала чуть не половину своей вотчины, и Мара мимолетно удивилась, как не лопается ткань стерильного халата на необъятной груди.
— Вот и всё, а Вы боялись, — задумчиво протянула Антонина, обрезав кончик ватного тампончика, и уронила в колбочку с именем клиентки.