Его невинная крошка

Между тем, парень в «тойоте» начал наглеть, и уже не скрываться, подрезая его сбоку, и толкая к обочине. До деревни было несколько километров, вокруг простиралась лесополоса, а встречных или попутных машин не виднелось. Время клонилось к закату, верхушки берез озарили малиновые лучи солнца, сам лес утопал в тенях, и они всё удлинялись.

Свернув на проселочную дорогу, убитую лужами и колдобинами, Руслан выжал из внедорожника всё, что можно, но не ожидал, что шпион на иномарке окажется не один.

Обогнав едва ползшую позади «тойоту», мощный «хаммер» безжалостно врезался в бампер «лендровера», неумолимо подталкивая к старому мосту через Чертановку. Крутые берега обрывались каменистым дном у оврага, и Руслан почувствовал, что джип не поддается управлению, тормоза отказываются работать, и смачно выругался.

Теперь было ясно, что ребятки времени не теряли, и кто-то (из его окружения) переметнулся на сторону врага, чётко выполнив указания — тормозные колодки наверняка подрезаны.

«Хаммер» снова протаранил его сзади, и Рус взялся за ручку дверцы, не раздумывая, сумеет ли избежать серьезных травм при падении, выдернул из-под сиденья пистолет, и наугад пальнул по колесам недоброжелателя.

Раздался сухой щелчок, говоривший об отсутствии патронов.

— Блять, что за хуйня, — процедил Соколов, оглянувшись на заднее стекло. — мудила конченый, чё те надо… Хочешь прикончить, какого хуя эти ёбаные гонки устраиваешь?!

Эта была его запоздалая мысль, спустя секунду джип тряхнуло так, что у Руслана потемнело в глазах от удара о руль, а потом всё завертелось, послышался треск, скрежет металла о камни, и его отбросило влево. Вспышка боли пронзила ногу, что-то сильно садануло в лицо, и наступила страшная темнота без мыслей и боли…

АЛИСА

Больничные стены стали для меня привычными. Нет, я не сижу рядом с кроватью деда, теперь мы поменялись местами, я лежу на кровати, комкая пальцами плед, а дедушка сидит возле меня, ласково поглаживая по голове. У него грубоватые, заскорузлые ладони, но они дарят тепло.

Стараюсь не зацикливаться на острой боли внизу живота, потому что, если сейчас опять начну думать о том, что произошло вчера, накроет отчаянием. А я должна быть сильной, потому что кроме меня, у Маринки никого нет. Блин, как же я скажу ей, что бабушка умерла от сердечного приступа, когда в её дом ворвались эти уроды с оружием, а отец…

Я не верю. Не верю, что Руслан погиб.

— … плачь, девочка, плачь, если тебе от этого станет легче, не жалей меня, плачь. — голос деды доносится глухо, словно издалека, и я с силой закусываю губу.

Плакать больше не буду. Никогда. Я же не размазня, а слезы это слабость. Руслан всегда повторял, что я — его слабость, но с этим покончено. Это я во всём виновата, только я одна, потому что я была его слабостью…

— Дед, — чёрт, как трудно говорить, приходится собрать волю в кулак. — его уже нашли? Руслана. Его тело нашли?

Старый молчит, о чем-то напряженно размышляет. Непривычно видеть его в рубашке и брюках, с накинутым на плечи белым халатом, а не в клетчатой пижаме. Неужели прошло две недели? Радует хотя бы то, что наступила ремиссия, и дедушка пошел на поправку. Ему уже не надо торчать в больнице, но ведь он не окреп, и это я должна о нем заботиться, а не взваливать на его плечи обузу — себя, да еще и Маринку!

— Нет, моя хорошая. Джип сильно обгорел, полицаи до сего дня роют носом землю. Там повсюду кровь, примятая трава, а тело как будто испарилось. Версию строят, мол, заварушка была какая-то, а чё ж не строить, если ни одной зацепки. — он вздыхает, прижимает мою руку к щеке, и строго добавляет, — вот выпишут тебя, заберу вас с Маришкой, заживем славно. Ты с меня пример бери, девочка, твоего деда ни хворь не сломила, ни враги не одолели. Наладится всё, перемелется, не может человек всю жизнь страдать. Раз Бог так порешал, отобрал у тебя ребеночка, на то воля его. Ты молодая девка, забудется эта напасть, главное, гони тоску и мысли грешные. Рядом я буду, одни мы с тобой, Алисонька, держаться друг за друга нам надобно.

Улыбаюсь сквозь жгучие слезы, и снова накатывает… Когда Олег, запинаясь и пряча глаза, рассказал, что слишком поздно поехал в Чертаново, и неподалеку от развилки нашел полыхающий джип, у меня, кажется, земля ушла из-под ног. Плохо помню, как умоляла его поехать туда и взять меня с собой, как он уговаривал успокоиться, но в меня вселился настоящий бес. Падение с лестницы помнится туманно, очнулась в скорой, тело раздирала адская боль.

Галюня часто сетовала, что счастье и беда ходят рука об руку. Теперь я сполна понимаю смысл её слов.

* * *

Няня что-то говорила, я машинально кивала, не слыша ни слова из её длинного монолога. Заметила, что за последние месяцы стала очень много размышлять, на меня это совсем не похоже. Неужели вот так закончилось моё детство — разбитой душой и очерствевшим сердцем?

— Алиса Алексеевна… — насупившееся лицо Шурочки выражает недовольство. — так мне переехать к вам, или Вас устроит, что я буду приходящей няней для Вашей дочери?