— Ты ногу подвернула? — Яр сводит брови к переносице, откладывает телефон и поднимается. Разминает шею, а потом начинает идти мне навстречу.
— Я сама дойду, — угадываю его мотивы. — Кеды жмут.
— Почему сразу не сказала? — он хмурится сильнее.
— Была рада, что у меня есть хотя бы они, — я дохожу до лавочки и занимаю самый край. Не хочу обратно в дом, тут хоть свежий воздух поможет отвлечься. В голове перестанет давить.
Взгляд то и дело падает на поврежденную руку Яра. Он вот так просто разбил зеркало, а сейчас делает вид, будто ничего не произошло. Хотя, наверное, ссадины на костяшках для него дело привычное. Чему я вообще удивляюсь…
— Зачем ты здесь села? Замерзнешь же, — он разглядывает меня. Его глаза то и дело задерживаются на моем животе. — О себе не думаешь, так хоть о ребенке подумай. На улице нихера не солнечно.
Вздрагиваю от грубости. Он не привык себя сдерживать, особенно когда злится.
— Я сама разберусь, что делать. Или мне теперь беспрекословно во всем тебе подчиняться?
— Кудряшка… — тихо, но с нажимом, рычит в мою сторону.
— А что не так? С похитителями ведь не принято спорить, иначе можно остаться без еды и воды. Или без пальца.
Если бы здесь было еще одно зеркало, Яр разбил бы и его.
Вместо этого он в два шага подскакивает ко мне. Полы распахнутой куртки оказываются в его кулаках, он дергает меня на ноги и встряхивает. Не слишком сильно, но дыхание от всей этой резкости все равно сбивается.
— Ты чего добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя ударил? — взрыкивает мне в губы, я стою на носочках. — Так не будет этого, стерва ты малолетняя. Я умею держать себя в руках, даже если мне очень часто хочется свернуть тебе шею. Как цыпленку.
— Играешь в благородного? — выплевываю, давлю ладонями ему на грудь. Противно. Мне противно от всего этого.
Он говорит одно, пытается убедить меня в том, что хочет защитить, а в итоге не дает мне даже просто позвонить отцу. Я по-прежнему всего лишь пешка в игре конкурентов, только теперь еще более уязвима.
Я бы никогда не сделала аборт. Не смогла бы убить маленькую жизнь в себе.
Я буду любить этого ребенка. Если ему удастся появиться на свет…
— В дом пошла, — Яр разворачивает меня и толкает в сторону крыльца. — Приду через пять минут. Будем, блять, опять разговаривать.
Убегаю в дом, пока Яр не разозлился еще сильнее. Мне даже любопытно, в чем еще он попытается меня убедить.
Я больше не верю ему.
Странно осознавать, что я еще совсем недавно таяла в руках Яра и просила его прикосновений, а сейчас хочу отодвинуться от него как можно дальше. Расстояния в полтора метра недостаточно.
Он сидит напротив меня за столом и настойчиво молчит. Ждет, когда я откушу от чертового пирожка, потому что это было его условием. Я, видите ли, голодная.
А меня спросить он не хочет?
— Даже в этой деревне есть врач. Хочешь питание внутривенно? Я могу организовать, — он опять двигает тарелку ко мне.
— Себе организуй. Я сказала, что не хочу! — скрещиваю руки под грудью.
Не дождется — не притронусь.
Неожиданно он меняет тактику. Встает и начинает заниматься своими делами. Двигает небольшой холодильник поближе к розетке, копается под раковиной и потом проверяет напор воды. Меланхолично наливает молоко в стакан и ставит его передо мной. Видимо, чтобы я не давилась сухомяткой.
Или потому что хочет напичкать меня дополнительными калориями.
Яр продолжает мельтешить у меня перед глазами. Перекладывает какие-то вещи на места, расправляет диван. Я тут же вспоминаю, что при своем обходе никаких других спальных мест больше не обнаружила.
Это что же, нам придется спать вот
В прошлом доме у Яра хотя бы была большая кровать. Я могла откатиться на край и сделать вид, что сплю одна. Здесь же диван гораздо уже. Гораздо.
Мысленно хнычу от негодования.
— К ночи дом должен прогреться, — рассуждает вслух. — Через пару часов начну топить баню.
— Баню? — я удивленно икаю, не успеваю захлопнуть рот. У него же здесь нормальная сантехника, почему вдруг баня…
— Что, не любишь? Можешь попробовать помыться в раковине, — он улыбается. Улыбается, черт возьми!
Теперь моя очередь злиться. Назло отодвигаю пирожки подальше.
— Они остынут и будут не такими вкусными, — Яр замечает движение тарелки. — Еще полчаса и я перестану быть добрым, малышка, имей в виду.
Я ничего не отвечаю. Опять смотрю на часы и засекаю время.
Точно через двадцать девять минут и пятьдесят секунд — десять я оставила на запас — быстро откусываю от пирожка. А то ведь Яр действительно может воткнуть мне иголку в вену.
Он удовлетворительно хмыкает и следует моему примеру. Опять садится слишком близко и сверлит меня взглядом.
— Чего так кисло жуешь? Не нравится? Мы обожали их в детстве, каждый раз не могли дождаться субботы, Надежда исправно приносила их именно в этот день… — Яр осекается, когда я в полном непонимании хлопаю глазами. У меня же в голове крутятся сразу два вопроса: что это за Надежда и с кем он обожал эти пирожки. — Забудь.
— Расскажи…