— Прокопенко Аркадий Никифорович, семьдесят два года, из доходов только государственная пенсия. Телефон мертвый в данный момент, так что я тебе его пробить не смогу.
— Коршун, ну ты же можешь, — подкидываю угля для его непомерного эго.
— Ща, погоди. Так, что тут у нас… — он то и дело щелкает мышкой. — У него имеется сын, Прокопенко Григорий Аркадьевич, тридцать шесть лет, две судимости, откинулся только в прошлом году. Работы официальной нет. Подходит тебе персонаж?
— Да-да. Пробей, есть у него личные номера?
— Несколько закрытых симок только… Ты, может, и везучий черт, но сегодня только наполовину.
— Ладно, Коршун, спасибо. Буду должен.
— Для старых друзей скидка сто процентов, — он салютует мне на прощание.
На улице я нахожу ближайший ларек, где покупаю сигареты. Закуриваю, привалившись к капоту своей тачки, и думаю, какого хрена мне делать дальше.
Телефон в кармане снова оживает.
На этот раз Кудряшка уже в какой-то комнате. Она сидит на обшарпанном стуле, жутко бледная, с потрескавшимися губами, искусанными в кровь.
Меня от ее голоса, от шепота, пропитанного чистым концентрированным страхом, в узел завязывает. На капоте остается вмятина, после то как я впечатываю кулак в него. Боли вообще не чувствую.
Глава 24
— От ребенка надо избавиться в любом случае.
— На таком сроке таблетка уже не сработает, ее нужно везти в клинику и там уже вычищать. Я могу договориться, но это, разумеется, будет не бесплатно…
Я зажимаю себе рот, чтобы не закричать. Отшатываюсь от двери, но тут же беру себя в руки. Мне нельзя привлекать к себе внимание. Они не должны знать, что я подслушала разговор.
Одним из участников диалога был мой дядя, я узнала его по голосу. Теперь все слова Яра начали обрастать доказательствами. Меня использует моя же семья.
Отца я еще не видела, но вряд ли все это происходит без его ведома. Меня предали люди, которых я искренне любила.
По ту сторону раздаются шаги, и я быстро забираюсь под одеяло, делая вид, что все еще крепко сплю. Меня чем-то накачали по дороге, и я сразу отключилась. Очнулась уже в незнакомой комнате с дикой головной болью и ужасной сухостью во рту.
Здесь даже воды не было…
Дверь открывается, я сжимаюсь еще сильнее. Глаза зажмурены, одеяло натянуто высоко. Надеюсь, они не заметят, как я дрожу.
— Лида, девочка, ты уже проснулась? — раздается фальшиво заботливый голос дяди.
Я чувствую, как матрас слева от меня прогибается. Задерживаю дыхание, чтобы меня совсем ничего не выдало.
Тяжелая рука ложится поверх одеяла, я вздрагиваю. Больше нет смысла притворяться, и я открываю глаза.
— Как ты себя чувствуешь? Что-то болит?
Две минуты назад этот человек хотел убить моего ребенка, а сейчас спрашивает, как у меня дела. У меня мир рушится. Все переворачивается за считанные секунды.
— Почему я здесь? — выталкиваю из сухого, почти слипшегося горла.
— Ты теперь в безопасности. Наконец-то нам удалось тебя отыскать, Лидочка. Твоей жизни больше ничего не угрожает.
Я только сейчас осознаю, что это с Ярославом мне ничего не угрожало. А здесь в любой момент мне могут приставить пистолет к виску.
— Могу я покинуть дом? — спрашиваю, особо ни на что не надеясь.
— Тебе лучше оставаться здесь какое-то время. Под личной охраной. Обещаю, тебя никто не тронет. Все будет хорошо.
Не понимаю, как можно так врать в глаза родной племяннице. Или, может, меня подкинули в эту семью? Другие объяснения просто в голове не укладываются.
— Что вообще происходит? — я хочу услышать дядину версию событий.
— Тебя, к сожалению, втянули в войну. В очень опасную войну, Лида. Но ничего не бойся, я смогу тебя защитить. Тебя и твоего ребенка, — он опускает взгляд на мой живот.
Зря я призналась в этом, когда меня запихивали в машину. Но мне почему-то казалось, что с беременной девушкой не станут поступать настолько жестоко. А потом, через несколько километров в багажнике, я увидела шприц с какой-то мутной жидкостью.
Я очень испугалась. Но не за себя. Боялась, что неизвестный препарат может спровоцировать выкидыш.
— Тебе надо поесть, хорошо? Я сейчас принесу что-нибудь. Тебе ведь сейчас за двоих думать нужно, правда?
— Да… — растерянно выдыхаю, чтобы своим молчанием нечаянно не спровоцировать дядю.
Мне стоит притвориться овечкой так долго, как будет возможно. Пусть дядя и его люди считают, что я ничего не понимаю. Никаких лишних вопросов.
— Здесь есть смежная с комнатой ванная. Ты можешь освежиться, если хочешь. Но я на всякий случай убрал все лишние предметы, чтобы ты не наделала глупостей, Лидочка.
На самом деле он убрал все, чтобы я не могла применить какую-нибудь бритву против него. Но я конечно же молчу, заталкиваю поглубже свои мысли и просто киваю.
Как только он уходит, я скрываюсь в ванной. Умываюсь холодной водой, пью прямо из-под крана. Неизвестно что мне могут подмешать в напиток, лучше я отделаюсь каким-нибудь расстройством желудка из-за грязной воды, чем потеряю малыша, поддавшись своей жажде.