Его невинная заложница

Я отвечаю. Наверное, в этом случае лучше всего прекратить то, что между нами происходит, попытаться что-то сказать или сделать, чтобы меня отпустили. Выпросить свободу, в конце концов, но я целую Армана в ответ и цепляюсь руками за его рубашку.

Я не знаю, сколько проходит времени, но нас прерывает стук в дверь. Арман отрывается от меня и идет открывать. Я сомневаюсь, что сейчас скажут что-то новое, но все равно внутренне сжимаюсь. Спрыгиваю со стола и становлюсь рядом. В комнату входит только Ровный. С какими-то бумажками, вид которых заставляет меня напрячься. Я не знаю почему, но его взгляд не внушает мне доверия и заставляет внутренне сжиматься.

— Что узнал? — спрашивает Арман.

— Трофимова Яна Сергеевна, — говорит Ровный имя моей сестры. — Такая действительно была, Арман, но она умерла полгода назад.

Что?

Я пытаюсь осознать услышанное, мое сердце пропускает удар, а после я обращаю внимание на дату. Это неправда. Моя сестра полгода назад была жива. Я выдыхаю.

— Документы есть?

— Даже место захоронения, — Ровный кривит рот в улыбке. — Я не знаю, о чем она думала, но явно врала. Вот свидетельство о смерти.

Арман берет в руки документ и долго изучает. Я же хочу сказать, что это какая-то ошибка, что этого просто не может быть, что я видела сестру полгода назад.

— Арман… это ошибка, — наконец, превращаю мысли в слова.

— Закрой рот, — жестко чеканит он и швыряет документы на стол. — Посмотри.

— И еще, — добавляет Ровный. — Бармен сказал одну вещь, я бы проверил.

— Какую? — хрипит Арман.

— Он сказал, что видел у нее шрамы. Сбоку, как от розг.

Арман меняется в лице. Его ледяной выдержки не хватает, чтобы скрыть эмоции из-за моей лжи. Ровный тоже это видит и даже не тянется ко мне, чтобы проверить шрамы. Становится очевидно, что они есть. Я не знаю, как оправдаться, и чувствую лишь шок. Я не понимаю, откуда бармен знает о моих шрамах, почему он так сказал и подставил меня.

Тянутся секунды, холодные и жуткие, я осмеливаюсь поднять глаза на Армана и замечаю, что он уже не смотрит на меня. Словно уже вынес приговор и его теперь волнует лишь Ровный.

— Ровный, — зовет Арман. — Помнишь, Стас хотел за нее заплатить? Скажи, что я так отдам. На неделю.

Глава 24

Арман

Арман много раз проверял информацию. Посылал в “Ночную бабочку” разных людей, ездил сам в квартиру Кати, проверял ее телефон и отправлял охранника к соседям, которые ни черта не знали и вообще “не запоминают квартирантов, которые меняются каждый месяц”.

Он искал хоть что-то, что могло оправдать Катю. Но ничего… Арман едва не срывался на своих людях за то, что они приносили не те сведения. Они каждый раз приносили лишь доказательства ее вины. От этого хотелось выть и переломать всё в клубе, раскрошив на мелкие кусочки, но он сдерживался и сохранял отстраненное лицо. А потом смотрел на Катю в номере и снова сомневался. Снова хотел верить, что она ни в чем не виновата.

Было в ней что-то. Наивное, доброе, хрупкое, черт возьми! Не получалось увидеть ее во всей той грязи, что говорили о ней. Он даже с Дитмаром не мог ее представить, ни в приват-комнате, ни в салоне автомобиля.

Но Катя молчала. День за днем молчала.

Арман же день за днем собирал картинку ее жизни. Катя жила в той квартире, в которой остались часы Дитмара, работала в клубе и иногда подменяла медсестру в частной клинике, имела просроченные долги и почти ни с кем не общалась. В ее сотовом остались звонки Дитмару и на неизвестные номера, которые оказались заблокированы точно месяц назад.

Арман узнал все это, но все равно оставлял место сомнению. Он, черт возьми, поверил, когда Катя заговорила о сестре! Хотя откуда ей взяться?! Он бы уже узнал, сам бы или кто из парней докопался бы, но нет, сука, все равно поверил в ее сказку!

Все равно поплыл.

Как уже шептались за его спиной.

Там же шептались, пока боясь сказать ему в лицо, что лучше бы он отдал ее Стасу. Тот бы вмиг вставил девке мозги на место. Это решение опалило все внутренности и Арман отдал приказ Ровному, как в бреду. Он давно научился ничего не показывать лицом, прятаться в холод и плевать, если пульс стучит в висках, а внутри зреет острое желание выплеснуть ярость в ту же секунду.

Немецкие корни или выдержка, но Арман умел перемалывать внутренние переживания в труху. Даже самые личные. Он закрывался и заставлял себя думать, а не чувствовать.

Арман дождался кивка Ровного, что тот понял приказ, и сделал шаг в сторону. Хотелось выбраться, наконец, из душной комнаты. Но он услышал глухой звук. Сперва едва различимый стон, а потом словно что-то упало. Ровный засуетился за его спиной и Арман все-таки обернулся. Увидел Катю, которая упала на колени и закрыла лицо ладонями. Она тихо всхлипывала и даже не могла протолкнуть хоть пару слогов наружу. Видно, что пыталась, но горло сковало намертво.

Арман отвернулся и пошел к двери.

— Пра… вду. Я го… говорю правду.