Его невольница

— Эти штаны весят тринадцать килограмм, — просветил Энвер. — Есть легенда об этом спорте, а первая запись о нём датируется 1346 годом. Тогда мужчины боролись без правил абсолютно голыми. Победитель становился обеспеченным человеком до конца жизни и обучал этой борьбе неофитов.

— Впервые слышу о киркпинаре, — поддерживала я беседу, когда мы уже уходили с поля.

— В других странах этот спорт не распространился.

— Та вы всему миру показываете, что у вас стальные в прямом и переносном смысле… — я осеклась.

Энвер улыбнулся:

— Можно и так сказать. Но тебе ведь понравилось… — утвердил он.

— А какие титулы получает спортсмен? — не хотелось признавать очевидное.

— В киркпинаре нет проигравших, одинаково чествуются оба соперника. Но победитель получает сто тысяч долларов.

— О-о, хорошие деньги, ради этого стоит вертеться как уж на сковородке, — засмеялась я.

Энвер поймал такси, и сидя на заднем сиденье в его объятиях я прокручивала в памяти эпизоды поединка, признаваясь себе, что первое впечатление быстро уступило место азарту. Такой мощный выплеск адреналина я последний раз испытала, выкручиваясь из рук насильников на заброшенной фабрике, но удивительно было то, что вспомнила об этом лишь сейчас. Новые хорошие впечатления затмили старые неприятные, а запоздалый ответ Энвера на мой вопрос, когда мы вышли из такси и направились в ресторанчик на открытом воздухе, меня удивил:



— Ты напомнила мне этих парней, Валентина, твоя воля к победе восхищает. Ты уложила на обе лопатки нас обоих, и обязательно должна получить свой приз.

— Обоих? — повернулась я к нему, остановившись.

— Да. Пойдём, вижу свободный столик, — увлёк меня за собой мой бог, не вдаваясь в подробности…

* * *

Удивительно, но в этот день я чувствовала себя счастливой. Будто и не было неволи, будто еще недавно я не ненавидела этого божественно красивого мужчину, будто я приехала сюда отдыхать и делала это всей душой.

А тело предавало на каждом шагу. Каждое, даже мимолётное прикосновение Энвера, хотелось запомнить, и я запоминала, отпечатывала на сердце и в душе всем ворохом чувств, что они вызывали. Понимала, что нам не быть вместе, и верила, что больше ничего плохого со мной не случится, пока рядом он — любимый мерзавец. Простила ему всё, в чём считала виноватым передо мной, хотя никогда ничего не забуду.

Это день стал особенным для нас обоих. Впервые мне не хотелось цеплять Энвера, я нежилась в его нежности и внимании. Я чувствовала, что он любит меня. Видела другого Энвера — настоящего. Ему очень шло быть весёлым и ироничным, шутить и смеяться, подхватывать меня на руки и целовать, хотя это не принято в Турции. Но он ловил подходящие моменты и не упустил ни одного, чтобы не окатить лаской. Я купалась в его любви, она прокатывалась по телу томительными будоражившими волнами и согревала теплом. Это просто невероятное ощущение, которое ни с чем не спутаешь.

— Люблю тебя… — повторял он в такси, когда мы возвращались уже затемно в мою гостиницу. — Люблю… — шептал и прижимал к себе, пока его вписывали в список посетителей на ресепшне и совал деньги, чтобы его не выгоняли до утра. — Не знаю, как буду жить без тебя… — признавался с болью в голосе, когда целовал в лифте и нёс по коридору в номер. — Моя любимая… — не переставал говорить, когда раздевал, сгорая от нетерпения.

А я молчала, таяла в его руках, закрыв глаза и отдаваясь ему, подчиняясь его воле. Хотелось плакать от счастья и того щемящего чувства в груди и животе, которые никогда ни с кем больше не повторятся — я была в этом уверена. И уже понимала, что жениха и не любила по-настоящему, и выйти замуж за Павла было бы самой большой ошибкой в моей жизни.

— Люблю тебя… — шептал Энвер на ухо, прижимаясь животом к моему, кожа к коже.

Ничто так не покоряет женщину, как мягко насаждаемая твердая мужская воля.

Он проявлял её весь день, а всю ночь укреплял, оплетая моё тело поцелуями, обвивая объятиями и согревая дыханием самые сокровенные места. Только с ним секс приносил мне неземное наслаждение, только с ним единение было настолько гармоничным, что каждое прикосновение и движение дарили одновременно и жажду, и насыщение. Я балансировала на стыке эти ощущений, отдаваясь ему всем предательским телом, всей душой, тянувшейся за своим сосудом, всем трепетавшим сердцем — неугасаемым очагом возгорания любви к этому мужчине.