Его невольница

Я это поняла два раза. Сначала, когда они тянулись бесконечно долго, а разговаривать с Кемраном было не о чем, и я бесконечно крутила в голове воспоминания о том, как устраивалась на эту работу, почему не увидела подвоха. Второй раз — когда в комнату постучали. Я сначала обмерла, потом подскочила, чтобы спрятаться в спальне, но Кемран пригвоздил к банкетке коротким «Сиди». Меня бросило в дрожь, когда он разрешил кому-то войти.

И я чуть не лишилась разума, когда на пороге показался Толга — мой надзиратель и преследователь.

Недолго музыка играла. Недолго фраер танцевал.

— Мир вашему дому, уважаемый господин, — рассыпалась в подобострастии особь, весьма приближённая к Энверу.

Я посмотрела на Кемрана — вот, значит, какая помощь. Он ответил спокойным взглядом и едва дрогнувшим уголком губ. Бесчувственный мерзавец! Встала, нагло взяла из вазы персик, окатила хозяина надменным взглядом и вцепилась в сладкий бок фрукта зубами. Вырвала кусок и выплюнула в Кемрана с ненавистью.

Мне уже нечего терять. Через пятнадцать минут меня растерзает толпа ненасытных вонючих мужланов.

Кемран даже не шевельнулся, а мне хотелось многое ему сказать. Но все мои претензии просто смешны. Он запросто пропустил в выборе блюд для меня и закуску, и горячее, сразу остановился на крепком десерте. Насколько надо быть глупой, чтобы поверить дьявол знает кому?!

Я быстрым шагом пересекла комнату, шибанула двумя руками в плечи стоявшего на пороге Толгу и пошла по лестнице вниз. Внутри всё сжималось от страха, меня трясло от злого возбуждения и решимости толпе скотов живой не даваться. Я дышать перестану, но не позволю им тронуть меня!

На первом этаже я увидела женщину и малыша, чьи голоса слышала. Оба проводили меня полным недоумения взглядом. Ещё двое мужчин — старше сорока лет — смотрели настолько нехорошо, что я бы не хотела ещё когда-нибудь попасться им на глаза. Невольно передёрнула плечами, почувствовав, как сжалось что-то внизу живота и по спине морозно скользнуло беспокойство. Вышла в дверь и сразу увидела на подъездной дороге джип, на котором меня привезли к Месуту.

Корай ждал около машины, и я направилась к ней, держа осанку королевы. Наверное, что-то такое было в моём взгляде, потому что надзиратель смотрел на меня во все глаза с нескрываемым интересом и — на мгновение мелькнула дикая мысль — даже уважением. Он открыл мне заднюю дверцу, я забралась на сиденье и отвернулась, чтобы не видеть эту опостылевшую мерзкую морду.

Толга подошёл за мной минуты через три. Корай уже сидел за рулём и посматривал на меня в зеркало заднего вида. Меня трясло от ужаса от мысли, что меня ждёт, я кусала губы и старалась не разреветься. Сердце лупило по рёбрам, разбрызгивая кровь, она ошпаривала нервы, и я не сразу поняла, что Толга обращается ко мне:

— Где телефон и бумажник Месута?

Молча вытащила всё из заднего кармана и буквально швырнула в мужчину. Он недовольно выругался и припечатал меня злым взглядом:

— Славь Аллаха, наташа[1], что ещё жива.

Надолго ли?

Машина рванула с места, едва не срывая асфальтовое покрытие, запахло горячей резиной. Я кожей чувствовала, как бесится Толга. Корай от него недалеко ушёл, он плевал на всё правила дорожного движения, топил педаль газа и даже не думал притормаживать на поворотах. Мой страх за собственную жизнь возвёлся в расквадрат его гипотенузу! Если мы не перевернёмся в горах, это будет чудом.

Но Аллах милостив к своим детям. А на меня ему плевать. Через двадцать минут мы уже влетели в раскрывшиеся ворота логова, с визгом тормозов взрыли щебень и окатили из лужи бетонную стену и железную дверь.

Толга выскочил, по-моему, на ходу, потому что я ещё не успела отпустить ручку над дверью, как он распахнул её и вцепился в мои волосы. Я зашипела, но не закричала. Даже тогда, когда он потащил меня хвост внутрь, мимо клеток, к железной опасной лестнице с ржавыми ступенями из арматуры, я не проронила ни слова, хотя было очень больно. Толга вцепился так, что казалось, стащит с меня скальп. Наверх он меня буквально заволок, потому что я не успевала наступать на перекладины, оступалась ещё и из-за лившихся от боли и ужаса слёз, ободрала кожу на голени в кровь.

Когда он, размахнувшись мной, как косарь косой, втолкнул меня в длинную узкую, с одним зарешеченным окном каморку надзирателей, прокуренную до тошноты и не меньше провонявшую кислым запахом сумаха[2], немытыми телами и потными ногами, меня замутило. Я влетела головой в металлическую ножку стола и упала. А в следующую секунду уже летела на не застланную койку.

Голова раскалывалась в месте удара, глаза заливало слезами и чем-то тёплым, я не могла открыть их, не успела увидеть, сколько мужиков гоготало надо мной. Меня перевернули на живот, завернули руки и замотали их верёвкой так, что заломило запястья, волосы разметались на лицо, закрывая обзор. Когда с меня сдёрнули вместе с содранной на ноге кожей джинсы, натянутые на голое тело, я закричала.

------------------------