Его новенькая

– Наш сын полностью здоров, – поворачивается к ней Роберт. – Когда до тебя это дойдёт? Ты собралась опекать его до старости? Решать за него, как это было в его детстве? Займись собой, Линда, уделяй больше времени дочери, пасынку! Не согласна поддержать нашего сына? Не согласна быть его опорой и другом? Что ж… Мы справимся без твоего одобрения.

– Ты… не против? – выдыхает Ник.

Роберт переводит взгляд с ошарашенной миссис Гросс на сына, и его лицо смягчается:

– Я не знаю, где я ошибся, сын, но я больше не позволю тебе бояться того, что ты меня разочаруешь. Потому что это невозможно. Договорились?

Никлаус сглатывает и вдруг подскакивает с дивана, чтобы кинуться в объятия своего отца:

– Спасибо, отец.

– Роберт, ты совершаешь ошибку!

– Её совершаешь ты, Линда, – с каплей жалости замечает Вика.

– Вы… – зло выплёвывает женщина, переводя яростный взгляд с неё на меня и обратно, – мерзкие, дряные…

– Уходи, Линда, – отстранившись от сына, но не отпуская его плеча, приказывает Роберт. – Пошла вон из нашего дома. Возвращайся тогда, когда будешь готова мыслить рационально, ясно? А сейчас уходи.

Миссис Гросс оглядывает собравшихся злым взглядом, хочет возмутиться, но, похоже, не находит слов и, фыркнув, задирает подбородок, чтобы в следующее мгновение направиться к выходу.

Да, она проиграла эту битву, не смогла найти поддержку в лице Роберта, но проиграла ли она войну?

Хороший и очень тревожный вопрос.

Впрочем, он немедленно забывается, стоит нам с Никлаусом остаться одним в огромном доме…

Дело в том, что после обеда у Роберта и Вики назначен приём у врача, который будет наблюдать беременность моей сестры, потому, расправившись с едой, они уезжают, а я решаю подняться в свою спальню, чтобы навестить фарфоровых куколок.

Никлаус ранее предложил посмотреть какой-нибудь фильм, потому я не жду, что он поднимется на второй этаж следом за мной.

Но он поднимается.

Я вздрагиваю, когда он ради приличия стучит костяшками о полотно открытой двери, и, обернувшись на него через плечо, улыбаюсь:

– Я планировала забрать их к мисс Лейн, но теперь не уверена, что стоит это делать. Если она выиграет суд, и внуки переедут к ней…

– Тебе придётся съехать, – кивает Ник, отталкиваясь от косяка двери и направляясь ко мне. – И я не скажу, что буду против, если ты вернёшься сюда.

– Потому что это счастье – со спорами делить со мной ванную комнату по утрам? – неловко шучу я.

– Зачем нам спорить? – лукаво улыбается он, обнимая меня со спины. – Я всегда первый, ты вторая.

– Какой джентльмен, – тихо смеюсь я, дрожа в его руках.

Никлаус не реагирует, он на короткое мгновение стискивает меня сильней, а затем разворачивает лицом к себе, чтобы серьёзно спросить:

– Помнишь мою браваду о том, что ты моя и о том, что я не позволю тебе встречаться с кем-то другим?

– Очень хорошо помню, – нервно улыбаюсь я. – Почему ты спрашиваешь?

– Вдруг я ошибся? – выдыхает он. – Что, если я тебе не подхожу? Что, если в твоём окружении есть парни намного достойнее меня, Ан-ни?

– Ты меня пугаешь, Никлаус…

В ушах начинает звенеть, а сердце долбит о рёбра на такой скорости, на какую способен не всякий гоночный автомобиль.

Ник касается ладонью моей щеки, в его глазах столько невысказанных сомнений, тревоги и… боли, что у меня сжимается сердце.

– Например, Коллинз ценил тебя с самого начала, уважал, – глухо говорит Никлаус. – Всегда готов помочь, и действительно помогает. Сам додумался пригласить тебя на свидание. И ты наверняка понравишься его матери, которая не будет вести себя, как стерва, и ненавидеть только потому, что ты отнимаешь у неё внимание сына. И он реально хороший человек, в отличие от меня.

– Но он – не ты, Никлаус, – горячо шепчу я, укладывая ладонь поверх его барабанящего сердца. – Никто не будет тобой, а люблю я именно тебя…

– Любишь? – выдыхает он с неверием и надеждой, с лица спадают все маски, являя моему взгляду потерянного мальчишку, нуждающегося в подтверждении чувств к нему.

– Не нужно заслуживать меня, – тихо произношу я. – Не нужно жертвовать собой, чтобы мне помочь. Не нужно притворяться кем-то другим, чтобы якобы мне соответствовать. И не нужно меня оберегать, как ту фарфоровую куклу на полке. Я не сломалась тогда, и не сломаюсь теперь. Я полюбила тебя за тебя, понимаешь? Поэтому просто будь собой и люби меня в ответ, Никлаус.

Он шумно выдыхает, словно я сказала именно то, что он хотел услышать, и заключает меня в объятья, заверяет тихо:

– И я люблю… Ты и представить не можешь, как сильно, Ан-ни… Ужасно хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы каждый день улыбалась так же широко, как тогда у голливудских букв. Чтобы не знала боли и предательств. Чтобы шла за своей мечтой, а я был рядом… – Никлаус отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и продолжает твёрдо с бесконечной нежностью во взгляде: – Я люблю тебя, моя Новенькая.

Я приподнимаюсь на носочки, тянусь к его губам, потому что только они способны усмирить бурю чувств в моей груди, вызванную его ответным признанием.

Никлаус с готовностью отвечает на мой поцелуй, он нежный и осторожный, как всегда, в последнее время.