Его осенило в воскресенье

К великому изумлению Кампи и к собственному величайшему изумлению, Сантамария вдруг иступленно закричал:

— Скажете вы наконец всю правду, черт возьми? Что еще вам рассказал Ривьера? О чем вы говорили? Неужели вы не понимаете, что ваше положение очень серьезно?

Кампи подскочил на стуле, как сделал бы на его месте любой преступник, попавшийся в ловушку или же испугавшийся столь грубого обращения. Однако он не отказался от избранного им способа защиты — непринужденной светской насмешливости, — напротив, отчаянно цеплялся за него.

— От вас ничего невозможно скрыть! — сказал он с нарочитой отвратительной покорностью.

Сантамария сдержался, ничего не ответил, даже не пошевелился.

— Видите ли, я вовсе не пытаюсь хитрить, — сказал наконец Кампи. — Наоборот, я делаю все, чтобы не показаться вам хитрецом.

Сантамария изменил тактику.

— Похоже, вы имеете несколько поверхностное представление о нашей профессии, — с разочарованием в голосе сказал он. — Все, кто попадают к нам, стараются схитрить. Априори. Это сильнее человека. Даже без всякой видимой причины, и даже когда это вредит их собственным интересам. Мы к этому привыкли и нисколько не удивляемся. — Он без труда напустил на себя вид смертельно уставшего ветерана, которому, в сущности, безразличен исход очередного поединка.

— Подлинное бедствие для нас не те, кто пытаются выдать ложь за истину, — продолжал он доверительным тоном, — а те, кто, подобно вам, глубоко… порочны. Ибо я пришел к заключению, что иначе как пороком это не назовешь.

— Какой порок? — с тревогой спросил Кампи. — Что вы имеете в виду?

— Вы привыкли лгать и просчитывать варианты: «Если я ему скажу так, он подумает этак, и тогда мне надо будет… и тому подобное…» Я до сих пор не понял, от чрезмерной ли это самонадеянности либо от неуверенности, но…

— Это от хорошего воспитания, уверяю вас, — парировал Кампи. — По крайней мере в данном случае. Ведь если я сейчас, после истории с Костаманьей, расскажу вам, что у Лелло была своя теория относительно убийства Гарроне и что в понедельник он ждал таинственного звонка от таинственного человека, вы наверняка, и с полным основанием, решите, что я считаю вас кретином.

Он и на этот раз попал в цель, с невольным восхищением подумал Сантамария. С таким видом, словно он всячески старался сохранить тайну, а я вырвал у него признание чуть ли не силой, этот Кампи кидает мне новую кость, которую едва ли удастся разгрызть. Нет, он в самом деле прохвост!

— Значит, вы полагаете, что между двумя преступлениями может существовать какая-либо связь? — спросил Сантамария, заранее уверенный, что ему подсунули не сахарную косточку, а муляж из пластика.

— О, я ничего не думаю! Я совершенно во всем этом запутался. К тому же Лелло сказал мне очень мало, а главное, я мало что запомнил. Ведь я почти не слушал еще и потому, что, как я вам уже говорил…

— Да-да — толчея в «Балуне». Но суть заключается в том, что Ривьера узнал, кто убийца Гарроне, не так ли?

— Да нет! Насколько я понял, у него были лишь весьма туманные подозрения. Ему казалось, что он отыскал след. Об этом он намекнул мне еще вчера.

— Какой же след?

— Да не знаю я! Верно, такая же нелепая фантазия, что и с инженером Костаманьей. Сегодня утром он обмолвился, что в понедельник должен поговорить с одним человеком, который, возможно, подтвердит его догадку… а может, и опровергнет, я уже не помню.

— А имен подозреваемых он не назвал?

— Нет, разумеется, не назвал. Их, скорее всего, и не существует, этих имен.

— Он тоже знал Гарроне?

— Нет, но его знали некоторые коллеги Лелло. На службе они ни о чем, кроме преступления на виа Мадзини, не говорили, как я понял со слов Лелло. Вам, наверно, такие истории известны: служащие пришли в восторг оттого, что им знаком основной персонаж судебной хроники. И вот во время одного из их разговоров Лелло задумал, то ли из упрямства, то ли на пари, то ли…

— Ну а у коллег Ривьеры есть имена?

Кампи почувствовал себя оскорбленным, а может, сделал вид.

— Я отношусь к таким вещам еще более скептически, чем вы. И нельзя меня в том винить.

— Имена, синьор Кампи. Назовите имена.

— Среди его коллег была некая синьорина Фольято. И еще Ботта — муж и жена.

— Лично вы их знаете?

— Нет, но Лелло чаще всего упоминал о них. Если не ошибаюсь, кто-то из них был знаком с Гарроне.

— Хорошо. Все это нетрудно проверить.

Он вызвал по телефону Де Пальму и, нарочито растягивая слова, с нескрываемым сомнением в голосе, сказал ему:

— Послушай, придется допросить нескольких коллег Ривьеры. Нам все равно надо было их вызвать, так что прикажи… Знаю, сегодня суббота, но… Нет, адресов у меня нет, придется позвонить в коммунальное управление… Ботта, муж и жена. И Фольято, синьорина Фольято… Договорились?..

И повесил трубку.

Кампи сказал с неодобрением, словно это не он замутил воду:

— Только напрасно теряете время. Они же как дети — приходят в волнение от всякого пустяка, возбуждаются и готовы поверить любой глупости. А все потому, что на службе они дуреют от скуки и для них любой предлог хорош…