Его осенило в воскресенье

— А сестру Гарроне? Его мать? Может, и их стоит доставить сюда?

Достаточно было на миг воцариться молчанию, как оба они, и Де Пальма и он сам, ощущали, что таинственная связь между двумя преступлениями слабеет, факты утрачивают свою достоверность. Значит, Гарроне был убит проституткой во время ссоры из-за какой-нибудь тысячи лир, а Ривьеру убил Кампи, тоже после ссоры. Ну, а камни — всего лишь плеоназм, игра случая?

(Все-таки нужно позвонить Иоле.)

Вместо этого он снова вызвал синьорину Фольято и супругов Ботта. Спросил у Фольято:

— Ривьера вам не говорил, где он был и кого видел в промежутке между одиннадцатью часами утра и тремя часами дня?.. Даже не намекнул? Подумайте как следует.

Фольято (историческим голосом): — Нет! Нет!

— Подумайте хорошенько. Сосредоточьтесь. Попытайтесь все-таки вспомнить.

— Нет. Он вышел в одиннадцать, отнес документы в Техническое управление, а потом… не знаю, куда он отправился. Он мне не говорил!

— В понедельник он должен был встретиться с каким-то человеком. С мужчиной, с женщиной?

— Он мне этого не сказал! И не сказал — с какой целью!

— Но это было связано с Гарроне? С убийством Гарроне?

— Очевидно, не знаю, ничего не знаю! О, я несчастная, мне плохо, я задыхаюсь!

Ботта: — Комиссар, как гражданин и как работник городской администрации, хочу вам заметить…

Он (Ботте): — Перестаньте молоть чепуху!

Между тем Де Пальма, вдруг став вкрадчиво любезным, сумел-таки разговорить Ботту. Поддакивая ему, как бы невзначай вытянул у этого работника городской администрации сведения о Техническом управлении, о том, куда обычно относят каждую пятницу документы, кто именно и по чьему поручению. А затем спросил:

— К кому, по-вашему, он мог обратиться за помощью в Техническом управлении?

— Скорее всего, к Каванье, — ответил Ботта. — Ведь там всегда сидит Каванья, не так ли? — Он обернулся за поддержкой к Фольято.

И Фольято, всхлипывая, подтвердила:

— Да, там всегда сидит Каванья.

Каванью они сумели разыскать только к вечеру, и не дома, а в спортивном зале, где он занимался дзю-до. Предварительно ему позвонили: «Оставайтесь в зале, мы сами приедем». Он ждал их, уже переодевшись, в холле, где пахло потом и казармой, в руках он держал сумку авиакомпании «ТВА». Он сразу вспомнил:

— Ривьера пришел уже после полудня и в разговоре спросил, не знаю ли я кого-либо из Отдела вывесок и витрин. Он не сказал, зачем ему это нужно, и я не знаю, побывал ли он там. Больше я его не видел.

— Но к кому именно вы его направили?

— К Пиве. Я в Отделе вывесок и витрин знаю Пиву. Вот к нему я Ривьеру и послал.

— Теперь дело в шляпе! — воскликнул Де Пальма, плюхнувшись на сиденье «альфа-ромео».

И едва захлопнулась дверца, они помчались по улицам, притормаживая у светофоров и перекрестков, строя в машине прогнозы. Возможно, Пива (виа Ассароти, 24) даст им ключ к разгадке всего дела. Не исключено, что он-то и сказал Ривьере роковое слово, став невольной причиной его гибели. Пива жил в темной, мрачной квартире. Нежданных гостей он встретил в шлепанцах и в халате.

Начало разговора пробудило в них надежду на успех.

— Да, Ривьера вчера утром заходил ко мне, хотел узнать, не бывал ли у нас в отделе архитектор, которого убили… ну этот… Гарроне, и не занимался ли он установкой витрин.

Они затаили дыхание — сейчас загадка разрешится. Но их ждало очередное разочарование. Нет, Гарроне не занимался установкой витрин. Удар пришелся в пустоту, Ривьера промахнулся.

— И Баукьеро не занимался витринами?

— Кто?