Его осенило в воскресенье

Впрочем, их можно понять, подумала Анна Карла, усадив дочку на колени. Это вполне невинные слабости, которые скрашивают их унылую жизнь. Не следует осуждать и Эмилио. Во время войны он шесть месяцев был шофером у генерала и с тех пор сохранил безупречную военную выправку и любовь к парадности.

Обе женщины, едва машина тронулась, направились к своему дому. Их любопытство тоже простительно. Они бы дорого отдали, чтобы я была королевой, пронеслось в голове у Анны Карлы. Не важно какой, Фабиолой, Елизаветой, лишь бы королевой. Или, на худой конец, знатной дамой. Она их не разочарует и тем самым выполнит свой гражданский долг, доставив этим бедным людям хоть маленькую радость.

Анна Карла подняла Франческу и со снисходительной улыбкой королевы показала ее через окошко двум женщинам. Затем небрежно помахала им рукой. Ведь так мало надо, чтобы сделать приятное ближнему.

— Помедленнее, Эмилио, прошу вас. Помните, вы везете ребенка.

— Не беспокойтесь, синьора. Куда ехать дальше?

— Пока на пьяцца Кастелло. А там посмотрим.

— Слушаюсь, синьора.

Он такой услужливый, бедняга, словно с детства нянчил меня. А ведь он поступил к нам на службу всего несколько лет назад. Впрочем, у него на лице написано, что он рожден быть слугой, как другие рождены быть официантами или офицерами королевской кавалерии, как ее отец. По старой фотографии 1910 года можно было твердо сказать, что отцу суждено геройски погибнуть в Африке, хотя на самом деле он умер от лихорадки.

А что уготовано судьбою мне? — размышляла Анна Карла.

Эмилио резко затормозил у «противотанкового рва», на месте ремонтных работ, огражденного двумя барьерами. За барьерами рабочие малевали пешеходную дорожку.

— Вот мерзавцы, — прошипел Эмилио.

— Послушайте, Эмилио, — миролюбиво сказала Анна Карла. — Пожалуй, лучше мне отправить Франческу с Жанин на трамвае. Машину поведу я, так будет спокойнее для всех.

Уши у Эмилио стали фиолетовыми.

— Простите, синьора, — пробормотал он.

Уже в третий раз Анне Карле едва удавалось уберечь Франческу от удара о спинку переднего сиденья. В глубине души она не очень рассердилась на Эмилио. То, что она инстинктивно прикрыла Франческу в момент толчка, порадовало Анну Карлу: да, она преданная мать, воплощение материнской любви, мадонна с полотей Рафаэля. Она крепко прижала к себе дочь.

— Мне жарко, — высвобождаясь из ее объятий, захныкала Франческа.

— А теперь куда? — спросил Эмилио, остановившись у светофора.

— Сверните на виа Вьотти, — сказала Анна Карла.

— Разве там проезд не закрыт? — усомнился Эмилио.

— Думаю, что нет. Если только ночью не поставили знак.

— Жарко, — снова заныла Франческа.

Анна Карла поцеловала дочь в макушку и посадила ее на сиденье рядом с собой.

Материнство. Само по себе ничего не значащее слово, такое же, как «любовь», как дурацкая пословица «Тише едешь, дальше будешь». Но как иначе назовешь внезапный прилив крови, дрожи в коленях, чувства слабости, беззащитности?! То же самое испытываешь, когда влюблен. Странно, что авторы эстрадных песен так мало пишут о материнстве. А ведь такие песни стали бы не менее популярными и кассовыми, чем песни о любви. В сущности, и мать и возлюбленная произносят одни и те же слова: «мое сокровище, моя радость, счастье мое».

Певица, прорыдавшая с эстрады: «У моей крошки температура тридцать восемь. Не вызвать ли врача?» — наверняка привела бы в восторг всех членов жюри. Продюсеры получили бы гигантские прибыли. Пластинки миллионными тиражами. «Голышка в своей пластмассовой ванночке», «Ради бога, не суй пальчик в рот». Чего они ждут, не нора ли зарядить жюбоксы такими дисками?

Она выглянула в окно.

— Отлично, вот здесь и остановитесь.

— Не могу! — крикнул Эмилио. — Стоянка запрещена.

— О господи! Пристройтесь вон за тем грузовиком. Он и так уже загородил проезд, — простонала Анна Карла.

Они остановились за грузовиком, шофер которого умолял дорожного полицейского не штрафовать его. Полицейский был писаный красавец.

— Нет-нет, Эмилио, не выходите, — попросила Анна Карла. — Возвращайтесь через час. А лучше подождите нас у «Кариньяно».

— У театра, — уточнил для себя Эмилио. — Слушаюсь, синьора.

— Примерно минут через сорок пять.

— Слушаюсь, синьора.

Дорожный полицейский повелительно махнул им рукой в перчатке. Он улыбнулся, когда из «ланчи» вышли девочка и ее мать. На Анну Карлу он бросил весьма красноречивый взгляд.

Так смотреть на меня — почти мадонну! — подумала Анна Карла. Но невольно улыбнулась ему в ответ и вошла вслед за Жанин и Франческой под портики.

3