Его осенило в воскресенье

Но в общем-то, эти случайные связи не играли особой роли в их семейной жизни. Витторио — отличный муж. Он нежно любит ее, восхищается ею, и они прекрасно ладят. А по теории Массимо об адюльтере… Она краешком глаза посмотрела на Сантамарию. Он немного поскучнел. Верно, этот медоточивый сводник — хозяин ресторана напомнил ему о делах. А может, он мысленно подводил итоги их прогулки и беседы. Я слишком много и горячо говорила о Массимо, упрекнула себя Анна Карла. В мире не найдется мужчины, которому нравилось бы, когда женщина, пусть искренне и заслуженно, восхваляет при нем другого. Мария Магдалина после своего обращения, наверно, изрядно попортила нервы ученикам Христа. Да и, если быть честной, разве ей самой не подействовало бы на нервы, вздумай Сантамария столь же горячо расхваливать свою распрекраснейшую подругу, пусть даже лесбиянку?! А может, он ничего не знает о Массимо и думает, что она… Нет, он не настолько глуп! Улыбка у него трогательно-наивная, но неопытным его никак не назовешь. Интересно, как он решает свои «постельные» проблемы? Скорее всего, он давно уже в связи с женщиной его лет, замужней или разведенной, милой и по-матерински доброй. Она почти наверняка родом из Эмилии и потому готовит ему на обед тортеллини в сметане, а на день рождения и на именины дарит яркие галстуки.

— Вас как назвали? Ну, когда крестили?

— Франческо.

— Как мою дочку.

— Да.

Опять из него слова не вытянешь. Должно быть, он смертельно устал. А она еще заставила его играть в шары и вдобавок непременно хотела, чтобы он выиграл хоть одну партию. А ведь он, скорее всего, давным-давно не брал в руки шары.

— Когда мы снова увидимся? — пробормотал он.

Что называется удар ниже пояса, мелькнуло у нее в голове. «Запрещенный удар полицейского комиссара» — вполне подходит для названия детективного фильма.

А я, несчастная, что ему отвечу? — отчаянно соображала Анна Карла. Что лучше положиться на судьбу?

С каждой секундой ей становилось все труднее отделываться светской остротой. В такие моменты нет ничего хуже молчания — напряжение все возрастает. Если она еще помедлит с ответом, то серьезного разговора не избежать.

— Видимо, я как-то не так себя вела, — неуверенно пробормотала Анна Карла.

Он молчал.

— Я вела себя развязно, подавала вам надежду? — продолжала она, несколько раз посигналив без всякой необходимости, только чтобы скрыть свою растерянность.

Сантамария по-прежнему хранил угрюмое молчание.

— Мы посидели в кафе, я не вижу в этом ничего особенного. Приятно побеседовали, прогулялись по парку — и в этом нет ничего особенного.

Опять в ответ ни звука.

— Мне было приятно побыть с вами вместе несколько часов, надеюсь, что и вам было приятно. В этом нет ничего плохого, и я рада, что так случилось. Но тут возникает…

И вдруг он захохотал как помешанный.

— Почему вы смеетесь? Что вы нашли в моих словах смешного?

— Вы напомнили мне несовершеннолетних, которые занимаются мелкими кражами в машинах.

— При чем здесь это? Не понимаю.

— Точно такая же техника: «Я проходила мимо, увидела „мерседес“ с открытой дверцей. Я была такая усталая и решила отдохнуть в кабине минут пять. Но на сиденье лежал фотоаппарат „лейка“. Я хотела его переложить на заднее сиденье, но тут подбежал владелец машины…» — и так далее и тому подобное.

— Не вижу в этом рассказе ничего неправдоподобного. Со мной такое вполне могло случиться.

— Охотно верю, но вам было бы очень трудно убедить полицию. Все обстоятельства были бы против вас.

— Вы что же, решили учинить мне допрос с пристрастием? Предъявляете обвинение в попытке вас соблазнить? — Она презрительно рассмеялась. — Знаете, о чем вы мне сейчас напомнили, Сантамария? О том времени, когда я была в колледже сестер-монахинь. Они нас предупреждали: «Будьте осторожны, девочки, стоит вам съесть жареное филе в компании с мужчиной, и вы сразу забеременеете».

— Сначала священник, теперь монахини. Похоже, я в ваших глазах вырос. Поднялся на ступеньку выше.

Нет, он все-таки милый. И к тому же находчивый. Надо его остановить, пока не поздно.

— Лично мне история вашего восхождения не нравится. Я ведь не Эверест. И потом, вы меня разочаровали.

Такого удара не выдерживал еще никто. Он наклонил голову и горестно вздохнул.

— Хорошо, — печально сказал он. — Тогда объясните мне поподробнее вашу теорию о чисто дружеских отношениях.

Он не только не сдался, но даже перешел в контратаку.

— Не понимаю, почему вы все хотите меня в чем-то уличить? И мне же приходится защищаться. Я говорю или делаю одно, а вы находите в этом совсем иной смысл. Боже, неужели никто из вас не в состоянии воспринимать меня такой, какая я есть? Вы мне показались симпатичным именно потому…

— Вы мне тоже! Сегодня утром, когда я ехал к вам домой, знаете, о чем я подумал?

— Нет.

— Что вы симпатичная синьора.

— Вот и чудесно! Разве я претендую еще на что-нибудь?

— А что я вам такого сказал, простите? Что хотел бы снова с вами встретиться.

— Симпатичный синьор с симпатичной синьорой?

— Разумеется.

— Ну тогда… Так и надо было сразу сказать.

— Послушайте, Анна Карла, я сегодня хоть минуту волочился за вами?