Его по праву (СИ)

Нуада полюбил сестру всей душой. И мысль, что она будет когда-нибудь принадлежать ему и душой, и телом, тешила его гордое сердце, полное желания к Нуале… Он ждал так долго, что любовь его, некогда светлая, благоговейная, жертвенная и чистая, превратилась в одержимость. Чувства к сестре преисполнились низменными порывами, тёмной страстью и всепоглощающей ненавистью. Нуада ненавидел её настолько же сильно, насколько обожал.

В порыве злости он готов был разрезать на куски сердце Нуалы, а потом самолично залатать его, сшив воедино все кусочки. Он готов был проклинать сестру, пока горло не покроется шрамами, а голос не сорвётся до хриплого шёпота, и одновременно готов был осыпать её клятвами верности, благословениями, восхвалениями и самыми пылкими комплиментами. Он готов был лишить Нуалу жизни, только чтобы умереть вместе с ней, застыв навечно в камне.

Нуада не хотел больше терять сестру, не хотел больше видеть, как она убегает от него. И он сделал её своей рабой, решив связать ещё более прочными и тяжёлыми оковами — узами брака. Его не волновали больше желания сестры — он устал от её предательств, лжи, боли, которую она ему принесла. С него было достаточно.

Не дав сестре права выбора, Нуада лишь уведомил её о своём желании связать их жизни узами брака, навсегда сделав её своей. И Нуале ничего не оставалось, кроме как подчиниться его воле. Отец был мёртв, корона собрана и теперь венчала голову Нуады, Золотая армия погружала человеческий мир в хаос, а те, у кого она наивно искала защиты, полагая, что они смогут остановить её обезумевшего брата, погибли от его же руки. Нуала осталась одна и теперь была беспомощна и уязвима. Ничего изменить она не могла, а потому смирилась со своей участью, с присущими ей достоинством и гордостью приняв волю брата.

И теперь стояла перед зеркалом, пустым взглядом смотря на своё отражение: покрытое церемониальным рисунком тело было сокрыто под тонким белым шёлком свадебного платья, по которому змейкой вился золотой узор. Корсет наряда был усыпан белым золотом и драгоценным гранатом, а длинные воздушные рукава ниспадали к самому полу, просвечивая худые руки, покрытые красными и чёрными линиями.

Покрыв голову Нуалы белой тканью, сквозь которую можно было лишь различать силуэты людей и предметов, служанки наконец отступили от неё, с довольными улыбками принявшись рассматривать невесту. Их лица выражали блаженную и тихую радость, а глаза сияли, и Нуала не могла понять, как могут они так радоваться, когда она испытывает лишь страх и боль.

О любви к брату Нуала не хотела даже думать, не то что говорить. После всего, что сделал Нуада, он заслуживал лишь её презрения и ненависти. И Нуала упорно убеждала себя, что кроме этих чувств в ней ничего не осталось… Ведь нельзя любить убийцу, тирана и бессердечного монстра, нельзя питать к нему ни жалости, ни сострадания. Нуада не заслуживал ни её любви, ни её ненависти, ни её боли — только холодное и бесчувственное безразличие.

Именно в этом убеждала себя Нуала, медленно, но с гордо поднятой головой ступая к алтарю, рядом с которым стоял, величественно взирая перед собой, Нуада. Его лицо и тело покрывал такой же узор, а свадебный наряд был выполнен в тех же цветах, что и платье Нуалы. Красный и золотой — цвета их семьи, цвета власти, величия и богатства. И лишь треклятая корона, венчавшая голову брата, красноречиво демонстрировала различия между ними.

Нуада смотрел на сестру холодно и отрешённо, словно она и вовсе была безразлична ему, и ни одной эмоции нельзя было прочитать на его лице, на котором засохла обжигающая краска. И лишь янтарные глаза недобро и пугающе горели в свете множества огней, окружавших алтарь, вынуждая Нуалу испытывать страх и трепет.

Взяв ладонь Нуалы в свою, Нуада забрал из рук стоящего рядом эльфа — старика-слепца, облачённого в тёмный ритуальный балахон, голову которого опоясывала багровая лента, — небольшой острый кинжал. В глазах принцессы на доли секунды отразился животный страх, и она неосознанно вздрогнула, дёрнув ладонь на себя, побудив брата бросить на неё пронзительный и цепкий взгляд исподлобья. Этот взгляд в одно мгновенье подействовал на Нуалу, вынудив её всю сжаться, напряжённо замерев на месте.

Когда же стальное лезвие скользнуло по внутренней стороне её ладони, оставив на ней тонкий, но глубокий порез, Нуала приглушённо прошипела сквозь стиснутые зубы, однако отстраниться или одёрнуть руку не посмела, лишь заворожённо наблюдала за тем, как Нуада сжимает её ладонь в своей, переплетая их пальцы. Слепой старец протянул к их рукам чашу с тёмно-бордовой жидкостью, и принц, сильнее, почти до боли, сжав ладонь Нуалы, поднёс её к чаше, бесстрастно наблюдая за тем, как струйки охровой крови стекают по их коже, смешиваясь с напитком.