Его по праву (СИ)

Одной рукой доводя Нуалу до беспамятства, другой Нуада несильно сжимал волосы на её затылке, вынуждая сильнее выгибаться ему навстречу, прижимаясь щекой к его подбородку. Одурманенная, снедаемая желанием и похотью, пребывающая на грани, Нуала несдержанно и выразительно стонала и вскрикивала, нисколько не заботясь о том, как вульгарно и пошло это выглядит со стороны. Мысли её окончательно спутались, голова нестерпимо гудела, словно в ней кружился целый рой пчёл, тело было окутано жаром и лоснилось от пота, а лоно пульсировало сильно, настойчиво, болезненно сладко.

Уже ничего не казалось Нуале безнравственным, недопустимым или развратным: окутавшая её похоть не позволяла ей мыслить трезво и правильно. Внушаемые же братом эмоции и ощущения, которые он передавал ей с помощью их связи, сплетая воедино испытываемое ими наслаждение, вынуждали эльфийку всё больше погружаться в тёмный омут развратной и неправильной страсти.

Даже когда Нуада, прекратив истязать разгорячённое и влажное лоно умелыми движениями своих пальцев, несильно толкнул её вперёд, заставив опуститься животом на жёсткий мех, она не противилась, охваченная необузданным и мутившим рассудок желанием. Надавив на спину Нуалы, эльф принудил её сильнее прогнуться в пояснице, выше подняв округлые ягодицы, буквально уткнувшись лицом в медвежью шкуру.

Проведя ладонью по спине Нуалы вверх, Нуада небрежно и болезненно стиснул в ладони волосы на её затылке и, не позволив ей даже прошипеть от столь грубого жеста, резко вошёл в неё почти на всю длину. С губ эльфийки в то же мгновение сорвался отчаянный и жалостливый вскрик, и она попыталась отползти от брата, избавившись от обжигающей и резкой боли в лоне. Но Нуада не позволил ей этого сделать и, сжав одну ладонь на её бедре, а другой сильнее стиснув платиновые волосы, принялся совершать быстрые и глубокие фрикции, буквально вдавливая сестру своим телом в постеленные на полу шкуры.

На глазах его образовалась солёная слёзная пелена, а в голове отозвалась эхом мольба Нуалы замедлиться, дать ей передышку, позволить свыкнуться с новыми ощущениями. Но остановиться Нуада уже не мог, как бы ни хотел. Острое блаженство пронзало каждую его клеточку, волнами растекаясь по телу, приливая к низу живота, а влажные и горячие стенки лона так плотно обхватывали возбуждённую плоть при каждом проникновении, что эльф просто не мог думать ни о чём другом, — даже о причиняемой сестре боли.

Тяжело и загнанно дыша и хрипло вздыхая, Нуада рывками дёргал на себя Нуалу, грубо и резко толкаясь в неё. Взгляд янтарных глаз невольно падал туда, где были соединены их татуированные и покрытые испариной тела, и эльф, смотря на то, как его плоть погружается в тесное и влажное от возбуждения лоно сестры, не мог сдержаться от низких гортанных стонов.

Каждый грубый и быстрый толчок отзывался громким влажным шлепком, вынуждая Нуалу заливаться краской стыда, с силой кусая губы и стискивая пальцами короткий жёсткий мех, невидящим взором смотря перед собой. Каждое проникновение брата — каждый его толчок — по-прежнему вызывало неприятную и болезненную резь в лоне, но теперь она была не такой обжигающей и нестерпимой, как прежде.

Когда же Нуада, совершив несколько беспорядочных и резких фрикций, с низким рыком излился в неё, в порыве экстаза укусив её за плечо, сильно, болезненно, до крови, Нуала несдержанно и выразительно вскрикнула и рефлекторно сжала стенки лона, плотнее обхватив его плоть, почувствовав, как тёплое вязкое семя, наполнив её, стало стекать по внутренней стороне бёдер.

Выйдя из сестры, Нуада резко и быстро перевернул её на спину, жадно примкнув губами к влажному от крови, интимных соков и семени лону, сразу же скользнув в него длинным языком. Закинув стройные ноги Нуалы себе на плечи и с силой сжав её бёдра, он настойчиво и жадно ласкал её языком, осторожно царапая чувствительные и набухшие лепестки зубами, наслаждаясь громкими и несдержанными стонами, ласкающими его слух.

Нуала сильнее раздвигала ноги, толкаясь бёдрами навстречу алчным губам брата, желая почувствовать его язык как можно глубже в себе. Одной рукой сжимая медвежью шкуру, другой она стискивала волосы Нуады, не позволяя ему отстраниться или прекратить ласки. Казалось, они поменялись местами, и теперь Нуале выпал шанс управлять действиями брата, держа его под контролем. Ложная, но такая соблазнительная иллюзия, которой хотелось отдаться.

А Нуада всё продолжал терзать её лоно, доводя до исступления движениями своего языка, касаниями шершавых губ, осторожными и слабыми укусами. Мускусный и ни с чем не сравнимый запах сестры пробуждал в нём низменные желания, вынуждая уподобляться дикому зверю, а вкус её влаги, смешанный с металлическими нотками крови и его семенем, сводил Нуаду с ума. И он, одурманенный похотью и ослеплённый страстью, проникал языком всё глубже в лоно Нуалы, в следующую секунду принимаясь посасывать набухшие лепестки.