— Буран фу, — рассеянно и как-то отстраненно скомандовала Шанти, и собака тут же затихла, обмякла в руках Кайдена, всем своим видом смиряясь с командой. Однако налитые кровью глаза, устремленные в уязвимую точку на горле дали понять — у четвероногого защитника есть свой собственный взгляд на безопасность хозяйки. Кайден медленно и осторожно поставил пса на песок, не желая вредить столь преданному защитнику, и мысленно усмехнулся. Он предполагал, что его могут встретить неласково, только не ожидал такого ярого проявления искренней ненависти от поднятой дохлой псины.
— Здравствуй, Шанти, — решил он заговорить первым. Она не могла не почувствовать его приближения, но все еще смотрела куда-то вдаль, за горизонт, отсутствующим взглядом.
— Здравствуй, Кайден. Ты пришел меня убить?
Вопрос, заданный спокойным тоном, без грамма нарочитости заставил мужчину застыть. Она действительно решила, что он способен причинить ей вред? После того что между ними было?
Кайден подавил порыв схватить девушку, развернуть ее лицом к себе и заставить понять, насколько ошибочны ее подозрения. И все же, он дал ей повод сомневаться в себе. Теперь не стоит обижаться. Он это заслужил.
— Я пришел тебя увидеть. Не мог не прийти.
— Зачем? — девушка, наконец, медленно повернулась к нему, и Кайден отметил, насколько хрупкой и бледной она выглядит.
— Ты меня ненавидишь? — уходя от ответа, решился спросить в свою очередь Кайден.
— За что? — девушка выглядела искренне удивленной. Но в то же время и отстраненной, далекой, чужой.
— За то, что не защитил, подверг опасности, воспользовался,… хотя должен был понять. Почувствовать.
— Я не чувствую к тебе ненависти, — это было сказано так… так, что сердце Кайдена сжалось и пропустило удар. Ненависти нет, но и любви быть не может. Он легко смог додумать то, о чем она не посчитала нужным сказать. Все надежды и мечты были готовы рухнуть, когда он смотрел на это милое лицо, совершенно не ощущая теплоты ее взгляда. Однако Шанти продолжила.
— Я рада, что ты жив, и вырвался из-под влияния своего наставника. Пусть даже этому предшествовала попытка убийства Императора и вмешательство Карающего. Надеюсь, теперь, когда между тобой и Алессандро не стоит ненависть и обвинение в убийстве твоей семьи, вы сможете стать надежными союзниками, чтобы победить.
— Но как же мы? — Кайден знал, что его могут счесть чересчур навязчивым, но не мог оставить свои сомнения неразрешенными. Пусть так, сразу, чем питать напрасные иллюзии. Они с братом понимали, что появляясь на Дессе, подписывают себе смертный приговор. Что Император не простит предательства и будет прав. Прав во всем. О союзе он даже не думал. Лишь о возможности увидеть Шанти еще раз.
— Нас нет, — тихо шепнула Шанти, прикрыв на миг глаза, в которых промелькнуло странное, болезненное выражение, — нас нет.
Горан все еще следил за братом и его возлюбленной, когда почувствовал, что больше не один. Его окружали вполне профессионально, со всех сторон, но присутствие Императора он почуял лишь потому, что тот решил раскрыться сам.
— Ты не удивлен. Мы настолько предсказуемы? — заметил Горан, разворачиваясь к новой угрозе и держа в поле зрения стражей. Он не боялся ошибиться, если бы предположил, что большая часть из них, если не все они вальгасы. Что же, Императору удалось обмануть их всех и создать в самом центре Империи убежище для тех, кто не смог бы чувствовать себя в безопасности среди людей. Когда-то они с братом смотрели на действия Императора сквозь призму ненависти и жажды мести. Теперь же, когда пелена спала с глаз, Горан вынужден был признать, что Алессандро не самый худший вариант для Империи.
— Как и все молодые, порывистые, любящие риск и плюющие на чужие жизни. Ваш визит был вопросом времени. Пока существует связь между моей невестой и твоим братом он сможет выследить ее где угодно. Моя же задача обеспечить душевное здоровье Шанти и не позволять ее волновать по пустякам.
— Однажды ты уже пытался разорвать их связь.
— Как и ты нашу с ней, — напомнил, улыбаясь, Алессандро, — когда на твоей стороне сильнейший менталист, трудно проиграть дуэль, не так ли?
Горан резко повернулся к Императору, несколько мгновений вглядывался в его бесстрастное лицо, а после решился пояснить: