Его повесили на площади Победы. Архивная драма

Гейдрих, по Лорану Бине, “отбирает сотрудников в руководители каждого из семи управлений, руководствуясь их компетентностью, а не ориентируясь на политические критерии, – случай достаточно редкий в сумасшедшем доме, именуемом аппаратом нацистов… Возглавлять другие управления и отделы службы имперской безопасности он поручит блестящим интеллектуалам – молодым, как Шелленберг (контрразведка) и Олендорф (внутренняя СД), или опытным, заслуженным работникам с университетским образованием, таким как Зикс (исследование и анализ мировоззрений, архив), и эти люди будут очень резко выделяться на фоне когорты полуграмотных, умственно отсталых и фанатиков, которых не счесть в верхах нацистской партии”.

Нам часто кажется, что мотивы организаторов Холокоста темны и непостижимы. На самом же деле у тех, кто творил зло, была своя этика, это зло оправдывающая. Они прекрасно ведали, что творят, и оправдывали страшные преступления благом германского народа. Гейдрих, в отличие от Еккельна, много говорил о себе и был достаточно образован, чтобы сформулировать свое кредо. В своем эссе “Курс нашей борьбы” Гейдрих писал о будущем Германии, принадлежавшем элите по рождению – в силу расовой селекции и благодаря собственным достижениям, способностям и дисциплине.

Судя по всему, Гейдрих, в отличие от того же Еккельна, лично не имел ничего против евреев, но видел в них врагов рейха и думал, как эффективнее их уничтожить. Это ему принадлежит изобретение термина “окончательное решение” (чтобы скрыть, засекретить геноцид), ему же – дьявольская идея создания айнзатцгрупп, специальных подразделений убийц.

Отто Олендорф, чья айнзатцкоманда D уничтожила 90 тысяч человек, поначалу робко возражал против своей миссии, покуда не услышал от Гейдриха: “Все мы в одной лодке”. Эти молодые интеллектуалы из одной лодки были опаснее прочих. Большинство сотрудников РСХА принадлежали к одному поколению – родились в первом десятилетии века, две трети – с университетскими дипломами, одна треть – с докторской степенью. Отто Олендорф, Вальтер Шелленберг, Вернер Бест, Франц Зикс и другие, в отличие от поколения Еккельна, не успели на Первую мировую по молодости. Где же они впитали тот националистический дух, который сделал из них убийц? В тех самых университетах, где они учились. Как они пришли к этому?

Вступая в СС, были ли они готовы к убийствам? Вряд ли. Ими двигал национализм, ну и карьеризм, конечно. Преданность делу партии вознаграждалась, а их сердца бились в унисон с партией. Это потом верность партийной идеологии привела их в айнзатцгруппы и в администрации лагерей смерти.

“Они думают, что мы кровавые собаки, – говорил Гейдрих. – Это трудно для человека, но мы должны быть тверды, как гранит, иначе дело фюрера будет уничтожено. В будущем нас поблагодарят”. Он был убежденный национал-социалист, свято верил в необходимость политики массовых убийств.

Его вдова впоследствии говорила, что он полностью осознавал, что делает палаческую работу, и полностью ее оправдывал. Сам Гейдрих уверял близких, что не чувствует за собой никакой вины. В этом смысле он был схож с Гиммлером. Тот, выступая в 1935 году перед соратниками (за 10 лет до того, как Нюрнбергский международный трибунал признал СС преступной организацией), сказал: “Я знаю, многие немцы плохо себя чувствуют при виде черной эсэсовской формы, и не жду, что нас полюбят многие”. Он испытывал гордость, а не стыд по этому поводу. Еще бы, это он сам тщательно продумывал все детали той черной формы (впоследствии замененной на серую), добавив к черепу руническое начертание букв “SS” в виде двойной молнии.

Гиммлер на его похоронах (Гейдрих умер в результате покушения в мае 1942 года, совершенного в пражском пригороде бойцами Сопротивления) сказал: “Я знаю, как этот человек страдал, и как разрывалось его сердце, и чего это ему стоило – вновь и вновь готовить решения по закону СС, по которому мы обязаны проливать кровь, свою и чужую, когда жизнь нации этого требует”.

“Дело прочно, когда под ним струится кровь”

Как революционеры в “Бесах” Достоевского сплачивали боевую группу коллективным убийством, так и нацисты пытались сплотить нацию, связав ее жертвенной кровью. Немецкий историк Гюнтер Дешнер в очерке с симптоматичным названием “Рейнхард Гейдрих: технократ от безопасности” пишет: “Он не признавал неприкосновенности человеческой жизни, включая его собственную, что свойственно революционерам и технократам”. И далее сравнивает его с Сен-Жюстом, ведь “тот тоже держал голову высоко, требуя одну смертную казнь за другой”.

Можно было бы сравнить этот персонаж с другим пламенным революционером – обладателем горячего сердца, холодной головы и чистых рук Феликсом Дзержинским. “Октябрьская революция поставила его на тяжелый пост – на пост руководителя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, – говорил Сталин у гроба Дзержинского. – Буржуазия не знала более ненавистного имени, чем имя Дзержинского, отражавшего стальной рукой удары врагов пролетарской революции”.