Его прекрасные жены

Не дожидаясь Боуи, она вышла наружу и глубоко вдохнула холодный прозрачный воздух. И снова поразилась, что солнечные лучи, отражавшиеся от тающего снега, не слепят ее и не режут глаза. Радуясь, что не испытывает боли и тошноты, Рози, однако, так растерялась, будто лишилась чего-то важного, жизненно необходимого.

Едва хлопнула кухонная дверь за спиной, она направилась к восточной секции изгороди, говоря Стоуну через плечо:

— Нам нужно решить, сколько акров мы сможем засеять. Незачем тратить последние силы на починку ограждения вокруг площадей, которые мы не в состоянии обработать. Надо оградить только пахотный участок. Как по-твоему, со сколькими акрами мы управимся?

Стоун поравнялся с ней, но Рози, ускорив шаг и глядя себе под ноги, устремилась вперед.

— Тебе решать, — ответил он. — Это твоя ферма.

— В таком деле я бы не отказалась от совета.

— Кажется, в последнее время я принимаю не самые лучшие решения. Ты ведь не собираешься запрягать Айвенго в плуг?

Рискнув взглянуть на него, она обрадовалась, что не видит его глаз, скрытых под низко опущенными полями шляпы.

— Вообще-то я собиралась запрячь тебя.

Боуи резко вскинул голову:

— Вот оно что, так я твоя тягловая лошадь?

— У нас нет выбора, ведь ты же согласен, что заставить Айвенго тащить плуг — значит погубить его? — Рози направилась вперед по полю, обходя грязные проталины. — Ты потащишь плуг, а я буду направлять его. Джон Хоукинз, следуя сзади, будет сеять. — Гробовое молчание было ответом на ее предложение. — Не знаю, как это сделать иначе.

Стоун шагал за ней по полю по другую сторону изгороди. Почти вся земля была еще скована морозом, но кое-где их сапоги вязли в холодной жидкой грязи.

За три часа они обошли семь акров, которые Рози решила возделать, и обследовали повалившуюся ограду, оценили расположение участка.

Они остановились возле лежавшей на земле секции изгороди, наполовину погребенной под снежными сугробами, и выпили кофе из одной фляжки.

— Сегодня ты выглядишь на свои двадцать три, — заметил Боуи, глядя на ее поднятое к солнцу лицо. — Почему ты так настроена против зеркал в доме?

— Потому что у меня нет ни малейшей охоты смотреться в них, — огрызнулась Рози. — И не приставай ко мне с этим. — Они отлично ладили друг е другом, обсуждая состояние фермы и планы на весну. Однако Боуи все испортил именно тогда, когда она начала немного оттаивать.

— Кое-чего я все же не понимаю. Какого дьявола ты решила, что уродлива?

— Почему бы тебе не заткнуться? — Мужчины вечно лезут куда их не просят, полагая, что имеют право распоряжаться не только собственностью и телом женщины, но и контролировать ее мысли. Скрипнув зубами, Рози пнула ногой снежный ком и двинулась прочь. Перешагнув через поваленную ограду, Боуи последовал за ней.

— Это Фрэнк Блевинз сказал тебе, что ты уродлива?

Ее глаза невольно метнулись к надгробию, торчавшему между домом и тополями. С такого расстояния камень был едва различим, но Рози физически ощущала, что он все слышит и наблюдает.

— Значит, он был слеп или солгал.

— Заткнись, черт бы тебя побрал! Не напоминай мне о нем! — Рози слышала гулкое уханье сердца под толстой курткой и чувствовала, как пот проступил на ладонях и шее. Сдернув перчатки, она вытерла о куртку влажные ладони.

Стоун остановился в нескольких шагах от нее.

— Что Блевинз сделал тебе, Рози?

Горло ее обожгло огнем, в груди стало тесно и больно дышать. При одном упоминании его имени она ощутила вкус пепла в пересохшем рту.

— Забудь о нем. Тебя это не касается.

— Почему бы тебе не забыть его?

— Я никогда не забуду… — В течение трех лет Рози ни разу не произнесла его имя вслух и не собиралась делать этого теперь. — Его. Никогда!

Она стремительно пошла к дому, приостанавливаясь лишь для того, чтобы вытащить сапоги из вязкой, хлюпающей грязи. Они были уже в полумиле от амбара, когда Рози вдруг засмеялась. Хриплый, горький смех резанул его слух.

— Ты и я… ну и парочка, а? — Подбоченившись, она запрокинула голову и мрачно уставилась в небо. — У тебя ничегошеньки нет, и у меня тоже. Все, чем мы владеем, — это замаранное прошлое и погубленная репутация. Ни друзей, ни семьи, ни будущего. Мы с тобой, Стоун, стоим снаружи и смотрим на мир в окошко. Я пьяница, а ты ходячее привидение. Ни у кого из нас нет причин жить.

Он шагнул к ней, и Рози увидела, что его глаза потемнели, как предгрозовое небо.

— Не в моих силах изменить обстоятельства, в которых я оказался, но ты-то можешь изменить свою жизнь. Перестань пить. Брось эту грязную ферму, уезжай из округа Галливер и начни все сначала в другом месте. Тебе незачем стоять в стороне и смотреть, как жизнь проходит мимо.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Рози сжала кулаки, ее лицо напряглось. — Подумай сам. Мы — то, что есть. Такие, какими видим себя. Джон Хоукинз был индейцем. Лодиша — рабыней. Ты привык считать себя офицером кавалерии. А я была чистой и трезвой. Ни у кого из нас нет будущего. Переехать куда-то — вовсе не значит измениться. Себя не переделаешь.