Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)

Супруга Джонсона была маленькой тихой женщиной с каштановыми волосами и мягкими манерами. Она была источником единственной положительной черты в характере своего мужа, поскольку он действительно любил ее и был к ней очень привязан. По понедельникам утром супруги вместе оформляли витрину своего магазинчика. Внизу они раскладывали безукоризненные сорочки в зеленых коробках, чуть выше на медных рейках вешали ряды галстуков, по бокам расставляли блестящие недорогие запонки на белых карточках, а в глубине выставляли ряды матерчатых кепок и строили стену из картонок, которые надежно защищали от солнца более дорогие шляпы. Миссис Джонсон вела бухгалтерию и рассылала счета. Кроме нее, никто не знал, какие радости и печали тревожили ровную жизнь ее супруга. Она разделила с ним его ликование, когда некий джентльмен, собиравшийся уезжать в Индию, купил у них десять дюжин рубашек и огромное количество воротничков, и испытала не меньшее горе, чем он, когда счет, отосланный по указанному тем джентльменом адресу в одну из гостиниц, вернулся с припиской, что в списке постояльцев этой гостиницы человек с таким именем не значится. Пять лет они вместе занимались своим семейным делом, и привязанность их становилась все теснее, поскольку брак их был бездетным. Однако наступило время, когда появились признаки, указывающие на то, что в самом скором будущем их ожидают перемены. Миссис Джонсон уже не могла без помощи спуститься вниз, и из Камберуэлла приехала ее матушка, чтобы ухаживать за ней и за будущим внуком или внучкой.

Когда отведенный природой срок стал близиться к концу, мистер Джонсон начал испытывать небольшие приступы волнения. Но, в конце концов, думал он, это ведь вполне естественное явление, и если жены других мужчин проходили через это без вреда для здоровья, так почему же с его женой должно что-нибудь случиться? В его собственной семье четырнадцать детей, а мать до сих пор жива и здорова. Было бы даже странно, если бы что-то пошло не так. И все-таки, несмотря на все доводы разума, беспокойные мысли о здоровье жены не оставляли его ни на минуту.

С доктором Майлсом из Бридпорт-плейс, лучшим врачом в районе, договорились за пять месяцев до назначенного срока. Время приближалось, вместе с партиями мужских туалетных принадлежностей в их дом стали все чаще приходить небольшие пакеты с крошечными белыми одежками, украшенными рюшками и ленточками. И вот однажды вечером, когда Джонсон прикреплял этикетки к шарфам, наверху послышался какой-то шум, потом вниз сбежала взволнованная миссис Пейтон и сообщила, что Люси стало хуже и что, как ей кажется, нужно срочно вызывать врача.

Роберт Джонсон не привык торопиться. Он был человеком уравновешенным, размеренным и любил, чтобы все происходило спокойно, по порядку. От угла Нью-Норт-роуд, на котором находилась его лавка, до Бридпорт-плейс, где жил врач, было четверть мили. Кебов поблизости видно не было, поэтому он решил идти пешком, оставив магазин на помощника. В Бридпорт-плейс ему сказали, что доктор недавно уехал по вызову на Харман-стрит, где у какого-то мужчины начались судороги. Джонсон отправился на Харман-стрит, теряя степенность по мере того, как росло волнение. По дороге мимо проехало два кеба, но оба были заняты. На Харман-стрит ему сообщили, что доктор только что уехал к больному краснухой.

К счастью, он оставил адрес – Данстэн-роуд, 69, это на другом берегу Риджентс-кэнэл. От степенности Роберта не осталось и следа, когда он подумал о женщинах, которые ждут дома. Взволнованный муж бросился бежать по Кингслэнд-роуд. Где-то на середине улицы он запрыгнул в кеб, стоявший у обочины тротуара, и приказал гнать на Данстэн-роуд. Там ему сказали, что врач у них был, но ушел буквально минуту назад, и тут у Роберта Джонсона появилось желание сесть прямо на пороге и заплакать от отчаяния.

Хорошо, что он не отпустил кеб, – вернуться в Бридпортплейс ему удалось довольно быстро. Доктор Майлс еще не прибыл, но его ожидали с минуты на минуту. Джонсон остался его дожидаться. Он сидел, барабаня пальцами по коленям, в просторной полутемной комнате, насыщенной тяжелым тошнотворным запахом медицинского эфира. В комнате, обставленной массивной темной мебелью, на полках стояли мрачные толстые книги, на камине скорбно отмеряли секунды старинные черные часы. Стрелки на них показывали половину восьмого, то есть прошел уже час с четвертью, как он ушел из дому. Что о нем подумают женщины? Каждый раз, когда где-то хлопали двери, он вскакивал со стула и, дрожа всем телом, прислушивался, не послышится ли басовитый голос доктора Майлса. Неожиданно с улицы донеслись быстрые шаги, с резким щелчком в замке повернулся ключ, и Джонсон, задыхаясь от радости, вылетел в прихожую еще до того, как доктор успел переступить порог своего дома.

– Прошу вас, скорее, доктор! Я приехал за вами, – выпалил он. – Жене стало плохо в шесть часов.