Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)

– Ну, понимаете, мистер Смит, мне ведь не все равно. Может быть, я и позволяю себе лишнее, но ничего не могу с собой поделать, сэр. Я ведь к моим молодым джентльменам как к детям родным отношусь. Порой чувствую себя и отцом их и матерью. Ежели что случится да понаедут родственники, мне ж за все отвечать придется. Но мистер Беллингем, сэр… Мне бы очень хотелось знать, что это иногда расхаживает по его комнате, когда он уходит и запирает дверь на ключ.

– Послушайте, вы говорите чепуху, Стайлз.

– Может статься и так, сэр, да только я не раз слышал это своими собственными ушами.

– Глупости, Стайлз.

– Хорошо, сэр. Если я буду вам нужен, звоните.

Аберкромби Смит не придал значения болтовне старика, но через несколько дней произошел один случай, который произвел на него неприятное впечатление и заставил вспомнить его слова.

Как-то довольно поздно вечером к нему поднялся Беллингем. Он увлек его занимательным рассказом о пещерных гробницах в Бени-Гассане, деревушке, расположенной в Верхнем Египте, когда Смит, отличавшийся отменным слухом, отчетливо услышал, как на расположенной под ним лестничной площадке открылась дверь.

– Кто-то только что вошел или вышел из вашей комнаты, – заметил он.

Беллингем вскочил и на миг замер, в его взгляде сомнения было не меньше, чем испуга.

– Я закрыл ее на ключ. Да, кажется, закрыл, – неуверенно произнес он. – Никто не мог открыть дверь.

– Позвольте, но я слышу, кто-то поднимается к нам по лестнице, – сказал Смит.

Беллингем бросился вон из комнаты, громыхнул дверью, выбежал на лестницу и поспешил вниз. Смит услышал, как примерно на полпути его шаги замерли, и ему показалось, что раздался шепот. Через секунду дверь на нижнем этаже хлопнула, в замке щелкнул ключ и Беллингем, с капельками пота на бледном лице, взбежал по ступеням наверх и снова вошел в комнату.

– Все в порядке, – сказал он, устало усаживаясь в кресло. – Это все глупый пес. Он сам открыл дверь. Не знаю, как я мог забыть запереть ее.

– Не знал, что вы держите собаку, – промолвил Смит, внимательно всматриваясь в растревоженное лицо соседа.

– Да, уже давно. Нужно от этого пса избавиться. От него одни неприятности.

– Да, наверное, раз вам так тяжело удержать его в комнате. Я всегда полагал, что для этого вообще необязательно запирать дверь на ключ, достаточно просто закрыть ее.

– Я просто не хочу, чтобы старик Стайлз как-нибудь выпустил его. Это довольно дорогая собака, понимаете, было бы неприятно, если бы пес сбежал.

– А я тоже люблю собак, – сказал Смит, продолжая краешком глаза наблюдать за соседом. – Может, покажете мне своего питомца?

– Конечно, только, боюсь, сейчас не получится. У меня на сегодня назначена встреча. Эти часы правильно идут? О, тогда я уже на четверть часа опаздываю. Надеюсь, вы простите меня.

Он подхватил свою кепку и поспешно вышел из комнаты. Смит явственно услышал, что, несмотря на назначенную встречу, он вошел в свою комнату и запер за собой дверь на ключ.

Этот разговор отставил неприятный осадок в душе студента-медика. Беллингем солгал, причем солгал так откровенно и нескладно, что не оставалось сомнения в его старании во что бы то ни стало скрыть правду. Смит точно знал, что у его соседа нет никакой собаки. Кроме того, он не сомневался, что шаги, которые донеслись с лестницы, не были шагами животного. Но если это была не собака, то что же? Тут ему вспомнился рассказ старого Стайлза о том, что в отсутствие Беллингема в его комнате кто-то ходит. Может быть, это женщина? Смиту это показалось наиболее вероятным. Узнай об этом университетские власти, для Беллингема это могло означать позор и исключение, что в некоторой степени могло объяснить его волнение и ложь. И все же у него не укладывалось в голове, как старшекурснику удавалось скрывать у себя в комнате женщину и почему об этом не стало известно сразу же. Каково бы ни было объяснение, что-то во всем этом заключалось неприятное, и Смит, снова принимаясь за чтение, твердо решил пресечь дальнейшие попытки сближения со стороны его учтивого, но непонятного соседа.

Однако в ту ночь ему не довелось спокойно поработать. Как только он вспомнил, над чем работал, когда его прервали, с лестницы донеслись тяжелые быстрые шаги, словно кто-то поднимался, переступая через три ступеньки, и в комнату, облаченный в блейзер и легкие фланелевые брюки, ворвался Хасти.

– Все корпишь? – сказал он, падая в любимое кресло. – Ну ты и работяга! Наверное, если бы случилось землетрясение и от Оксфорда камня на камне не осталось, ты бы все так же спокойно сидел среди руин и читал свои книги. Но я ненадолго. Три затяжки, и я ухожу.

– Какие новости? – спросил Смит, указательным пальцем забивая в свою бриаровую трубку щепотку «птичьего глаза».

– Ничего особенного. Вилсон из первокурсников заработал семьдесят очков против одиннадцати. Говорят, он будет играть вместо Баддикомба, тот совсем форму потерял. Раньше-то он был неплохим боулером, а сейчас? Сплошные «большие отскоки».