Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)

Но все пошло не так. Лопес, секретарь, почуял что-то неладное. Когда я писала записку, он подкрался ко мне сзади и набросился на меня, как только я закончила. Вместе со своим хозяином они затащили меня в мою комнату и стали судить как предательницу. Они бы, не раздумывая, перерезали мне горло, если бы придумали, как объяснить мое исчезновение. В конце концов они пришли к выводу, что убивать меня слишком опасно, но от Гарсии решили избавиться навсегда. Мне вставили в рот кляп, и Мурильо стал выкручивать мне руку, пока я не назвала им адрес. Клянусь, они могли оторвать мне эту руку, и я все равно ничего не сказала бы им, если бы догадывалась, чем это закончится для Гарсии. Лопес вместо меня дописал адрес на моей записке, запечатал ее своей запонкой и велел одному из слуг, Хосе, отнести ее. Как они его убили, я не знаю, мне известно только, что сделал это сам Мурильо, потому что Лопес остался сторожить меня. Думаю, он спрятался где-нибудь в кустах утесника, через которые проходит тропа, дождался Гарсию и напал на него сзади. Сначала у них была мысль позволить ему пробраться в дом и убить как грабителя, но потом они решили, что, если начнется следствие, их подлинные личности сразу же станут достоянием гласности, и тогда им не миновать новых покушений. Они рассчитывали, что со смертью Гарсии их преследование прекратится, потому что его смерть может отпугнуть остальных.

И все бы у них получилось, если бы я ничего не знала об их преступлении. Я не сомневаюсь, что были такие минуты, ко гда моя жизнь висела на волоске. Меня держали взаперти в комнате, постоянно угрожали и даже пытали, чтобы сломить волю… Видите этот порез у меня на плече и синяки по всем рукам? Когда я однажды попробовала закричать из окна, мне в рот вставили кляп. Это жестокое заточение длилось пять дней, мне почти не давали есть и пить. Сегодня днем мне наконец принесли нормальную еду, но как только я поела, то сразу поняла, что она отравлена. Что было дальше, я помню с трудом. По-моему, меня не то вывели, не то вынесли из дому и посадили в экипаж, я была в таком же состоянии, когда меня заталкивали в поезд, и только потом, когда колеса уже почти пришли в движение, я вдруг осознала, что моя свобода у меня в руках. Я выпрыгнула из вагона, они попытались меня втащить обратно, и если бы не помощь этого доброго джентльмена, который посадил меня в кеб, мне бы не удалось сбежать. Теперь, слава Богу, я навсегда вырвалась из их рук.

Мы все с огромным вниманием выслушали этот поразительный рассказ. Наступившее молчание нарушил Холмс.

– Не все трудности еще преодолены, – заметил он, покачав головой. – Полиция выполнит свою работу, но потом дело попадет в руки юристов.

– Совершенно верно, – добавил я. – Любой толковый адвокат может представить все это как самозащиту. У них за плечами могут быть сотни преступлений, но к ответственности их можно привлечь только за последнее.

– Ну-ну, – благодушно произнес Бэйнс, – я так плохо о наших законах не думаю. Самозащита – это одно дело, но хладнокровно устроить на человека ловушку, для того чтобы его убить, – совсем другое. Нет, я думаю, мы все будем удовлетворены, когда обитатели Хай-гейбл предстанут перед судом на следующих гилдфордских ассизах[34].

И все же, как известно, прошло некоторое время, прежде чем Тигр из Сан-Педро ответил за свои злодеяния. Хитрость и отчаянная смелость помогли ему и его спутнику сбить преследователей со своего следа. На Эдмонтон-стрит они вошли в многоквартирный дом и вышли через задний двор на Керзон-сквер. С того дня в Англии их больше не видели. Спустя примерно шесть месяцев в Мадриде в гостинице «Эскуриал» в своем номере были убиты некие маркиз Монтальва и синьор Рулли, его секретарь. Преступление это приписали нигилистам, но убийц так и не нашли. Инспектор Бэйнс заехал к нам на Бейкер-стрит с газетой, в которой описывалось темное лицо секретаря и властные черты, магнетические черные глаза и кустистые брови его хозяина. Мы не сомневались, что правосудие, хоть и с задержкой, наконец восторжествовало.

– Дело это развивалось довольно сумбурно, дорогой мой Ватсон, – сказал Холмс за вечерней трубкой. – Вряд ли вам удастся изложить его в форме короткого рассказа, которая столь дорога вашему сердцу. Оно охватывает два материка, в нем участвуют две разных группы подозрительных лиц, к тому же его изрядно усложнило и присутствие нашего друга уважаемого Скотта-Эклса, что, впрочем, позволило мне понять, каким изворотливым умом и чрезвычайно развитым инстинктом самосохранения обладал покойный Гарсия. Но удивительно во всем этом, на мой взгляд, что среди настоящего лабиринта возможностей мы, вместе с нашим достойнейшим коллегой, инспектором, ухватились за важнейшее, и это помогло нам пройти по неровной и извилистой дороге к решению загадки. Остались ли у вас какие-нибудь вопросы?

– С какой целью возвращался мулат?