Его прощальный поклон. Круг красной лампы

– Но то, что тяжелее, не всегда крепче, – рассмеялась миссис О’Джеймс. – Разве в науке нет закона компенсации? Разве мы не можем надеяться, что недостаток количества компенсируется качеством?

– Не думаю, – серьезно произнес профессор. – Но, я слышу, бьют в гонг, вам пора обедать. Нет, благодарю вас, миссис Эсдэйл, я не могу остаться. Меня ждет карета. До свидания. До свидания, миссис О’Джеймс.

Приподняв на прощание шляпу, он неторопливо пошел к калитке.

– У него совершенно нет вкуса, – констатировала миссис Эсдэйл. – Он не видит красоты.

– Напротив, – капризно вздернув подбородок, возразила миссис О’Джеймс. – Он только что сделал мне предложение.

Как только профессор Эйнсон Грэй ступил на порог своего дома, входная дверь отворилась, и ему навстречу быстро вышел мужчина в щегольском костюме. У него был желтоватый цвет лица, темные глаза-бусинки и короткая черная бородка, которая придавала ему воинственный вид. Напряженная умственная работа оставила на его лице свой отпечаток, но движения его были быстрыми, уверенными, как у человека, который еще не распрощался с юностью.

– О, да мне везет! – воскликнул он. – Я вас искал.

– Что ж, тогда проходите в библиотеку, – ответил профессор. – Придется вам остаться и пообедать с нами.

Мужчины прошли в прихожую, оттуда профессор направился в свой личный кабинет и жестом пригласил гостя сесть в кресло.

– Надеюсь, у вас все получилось, О’Бриен, – сказал он. – Мне бы не хотелось, чтобы мне пришлось в чем-то убеждать свою сестру Аду, но я уже дал ей понять, что в качестве зятя я больше всего был бы рад видеть своего лучшего ученика, автора «Критических суждений о желчных пигментах со специальными положениями, относящимися к уробилину».

– Вы очень добры, профессор Грэй… Вы всегда были очень добры, – сказал его гость. – Я поговорил с мисс Грэй. Она не сказала «нет».

– То есть она сказала «да»?

– Нет. Она предложила подождать, пока я не вернусь из Эдинбурга. Как вы знаете, я уезжаю сегодня и уже завтра собираюсь приступить к своему исследованию.

– «Сравнительная анатомия червеобразного отростка», Джеймс Макмердо О’Бриен, – значительно произнес профессор. – Замечательную вы выбрали тему… Этот вопрос лежит в основе всей эволюционной философии.

– Эх, она просто замечательная девушка, – вдруг воскликнул О’Бриен, поддавшись неожиданному порыву, столь характерному для людей, в жилах которых течет кельтская кровь. – Она само воплощение искренности и чести.

– Червеобразный отросток… – начал профессор.

– Она просто ангел, спустившийся с небес, – прервал его собеседник. – Я боюсь, что между нами стоит то, что я отстаиваю свободу научной мысли в вопросах религии.

– Только не идите у нее на поводу в отношении этого. Свои убеждения нужно отстаивать. Твердо стойте на своем.

– Я верен агностицизму и все-таки ощущаю пустоту… вакуум. Дома в старой церкви, когда я чувствую запах фимиама и слышу звуки органа, меня охватывают такие чувства, которых ни в лаборатории, ни в лекционном зале я никогда не испытывал.

– Обычное возбуждение органов чувств, – сказал профессор, потирая подбородок. – Туманные рудиментарные инстинкты, пробужденные стимуляцией назальных и слуховых нервов.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес младший из мужчин. – Но я не об этом хотел с вами поговорить. Вы с сестрой хотели узнать обо мне все, прежде чем позволить стать членом вашей семьи. О своих видах на будущее я с вами уже говорил. Но об одном факте из своего прошлого я умолчал. Я вдовец.

На лбу профессора пролегла удивленная складка.

– Действительно, неожиданная новость, – произнес он.

– Женился я вскоре после того, как приехал в Австралию. Ее звали мисс Терстон. Я познакомился с ней на одном из светских приемов. Это был очень несчастливый брак.

По его лицу скользнула тень. Брови сдвинулись, у рта наметились складки, пальцы сжались на ручках кресла. Профессор отвернулся и устремил взгляд в окно.

– Решать, конечно, вам, – заметил он, – но я не думаю, что так уж необходимо вдаваться в подробности.

– Вы имеете право знать все… И вы, и мисс Грэй. Об этом мне бы не хотелось разговаривать с ней напрямую. Бедняжка Джинни была самой лучшей женщиной в мире, но она слишком любила лесть и была слишком легкой добычей для интриганов. Она была неверна мне, Грэй. Тяжело говорить так о мертвых, но она была мне неверна. Она сбежала в Окленд с мужчиной, с которым была знакома еще до свадьбы. Бриг, на котором они плыли, пошел ко дну, и не спаслось ни души.

– Очень печально, О’Бриен, – сказал профессор, осуждающе махнув рукой, – но я не понимаю, как это может повлиять на ваши отношения с моей сестрой.

– Я сбросил тяжесть с души, – сказал О’Бриен, поднимаясь с кресла. – Рассказал вам все, о чем должен был рассказать. Я хотел, чтобы вы узнали эту историю от меня, а не от кого-то другого.

– Вы правы, О’Бриен. Это очень благородно и тактично с вашей стороны. Но вам ведь не в чем себя винить. Разве что в том, что вы проявили некоторую опрометчивость, слишком легкомысленно отнесшись к выбору спутницы жизни.

О’Бриен провел ладонями по глазам.