Его прощальный поклон. Круг красной лампы

– Что-что вы говорите? Усилить свет? А-а-а, темнеет в глазах? Понимаю. Хорошо, я подкручу газ, чтобы мне было лучше вас видно. – Он сделал несколько шагов, и в комнате вдруг стало светлее. – Могу я оказать вам еще какую-нибудь услугу, друг мой?

– Сигарету и спичку.

Я чуть было не закричал от радости и удивления – Холмс говорил своим обычным голосом! Может быть, немного слабым, но тем самым обычным голосом, который был мне так хорошо знаком. Потом наступила долгая тишина, я словно видел своими глазами, как Кэлвертон Смит стоит у кровати и в изумлении смотрит на моего друга.

– Что это значит? – неожиданно хрипло произнес он.

– Лучший способ хорошо сыграть роль – самому влезть в шкуру персонажа, – сказал Холмс. – Даю вам честное слово, три дня я не прикасался к еде и питью, пока вы любезно не налили мне стакан воды. Но все это время мне больше всего хотелось курить. А, вот и сигареты! – Я услышал, как чиркнула спичка. – Ах, так гораздо лучше. Сдается мне, я слышу шаги друга.

За стенкой послышались шаги, потом открылась дверь и вошел инспектор Мортон.

– Все в порядке, можете его забирать, – сказал Холмс.

Зачитав обычное предупреждение о праве хранить молчание, инспектор добавил:

– Вы арестованы по обвинению в убийстве Виктора Сэведжа.

– Можете добавить покушение на убийство Шерлока Холмса, – весело заметил мой друг. – Мистер Кэлвертон Смит позаботился об умирающем и сам подал вам, инспектор, условный сигнал, усилив свет. Кстати, у задержанного в правом кармане пальто лежит небольшая коробочка, которую лучше будет у него забрать. Спасибо, на вашем месте я бы очень осторожно держал ее. Поставьте ее сюда. На суде она может пригодиться.

Тут я услышал громкий топот, но не долгий, всего пару шагов, потом раздался звук короткой борьбы, металлический лязг и сдавленный крик боли.

– Вы делаете себе же хуже, – произнес инспектор. – Стойте спокойно.

Я услышал, как защелкнулись наручники.

– Хорошую ловушку вы устроили! – прорычал злой голос. – Только за решетку сядете вы, Холмс, а не я. Он меня позвал, чтобы я вылечил его. И я приехал, только потому, что пожалел его. Теперь он, несомненно, начнет придумывать и приписывать мне любые слова, чтобы подтвердить свои безумные умозаключения. Можете лгать сколько душе угодно, Холмс. Мое слово имеет тот же вес, что и ваше.

– Ах ты Господи! – воскликнул тут Холмс. – Я же совершенно забыл о нем! Дорогой мой Ватсон, тысяча извинений! Подумать только, как я мог о вас забыть! Представлять вас мистеру Кэлвертону Смиту смысла не имеет, поскольку, как я понимаю, вы сегодня уже встречались. Кеб внизу? Хорошо, я спущусь, когда оденусь. Думаю, в участке может понадобиться мое присутствие… Это как раз то, что мне сейчас было нужно больше всего, – сказал Холмс, когда, переодевшись, выпил стакан кларета и съел несколько печений. – Хотя, как вы знаете, я веду такой неорганизованный образ жизни, что мне подобное испытание было перенести намного проще, чем любому другому человеку. Для меня было крайне важно внушить мысль о том, что я серьезно болен, миссис Хадсон, чтобы она смогла передать ее вам, а вы, в свою очередь, ему. Вас это не обидело, Ватсон? Согласитесь, притворство не входит в число ваших разнообразных талантов, поэтому, если бы я посвятил вас в свою тайну, вы не смогли бы столь искренне сыграть отведенную вам роль и не убедили бы Смита срочно приехать сюда, а во всей комбинации именно это было главным. Хорошо представляя себе его мстительный характер, я не сомневался, что он приедет полюбоваться на результаты своей работы.

– Но ваш вид, Холмс… Ваше ужасное лицо?

– Три дня совершенного поста никому не прибавят красоты, Ватсон. А больше там нет ничего такого, чего нельзя было бы излечить при помощи губки. Немного вазелина на лоб, чуть-чуть белладонны в глаза, румян на щеки и пчелиного воска на губы, и больной готов в лучшем виде. Одно время я собирался даже написать монографию о симуляции различных болезней. Неожиданные разговоры о мелких монетах, устрицах или переходы на любые другие совершенно посторонние темы производят надлежащее впечатление бреда.

– Но почему вы не подпускали меня к себе, если на самом деле не было никакой угрозы заражения?