Оливия шла по большому коридору, медленно сменяя печальные шаги. Туфли с шорохом волочились по ковру. Вот что бы ей сейчас не помешало, так это взять и изобразить свое настроение в цветовой гамме. Пройтись мягкой кистью по мольберту, ощущая, как тяжесть ее мыслей покидает ее с каждым плавным движением краски по листу. Какое блаженство! Вымещая все свое негодование на бумаге, Оливия всегда чувствовала облегчение, словно поговорила со старым другом. Она завернула за угол.
- Ой! – воскликнула Оливия, тогда как чуть не врезалась в леди Кэтрин. – Миледи, прошу прощения. - Она присела в реверансе перед герцогиней, но создавалось впечатление, что перед королевой.
Кэтрин посмотрела на нее жестоким взглядом, как будто перед ней стояла маленькая букашка.
- Леди Уотсон, я ждала, когда нам выпадет случай поговорить наедине.
Интересно, о чем хотела говорить с ней эта надменная женщина? Оливия предпочла бы избегать такого случая. Эта женщина на редкость неприятный собеседник. Нельзя было сказать, что она грубая, нет. Но от одного ее взгляда бросало в дрожь и хотелось держаться от нее за милю. Оливия вспомнила рассказы отца о ее жестоком обращении с Саймоном, когда тот был еще маленьким. Это придало Оливии некую твердость и теперь не так уж хотелось лебезить перед ее взглядом.
- Леди Лендская, - Оливия прочистила горло, - честно говоря, не имею представления, о чем вы желали говорить со мной.
- Не мудрено. – Голос герцогини сделался холодным, как бывает холодной сталь острого меча. – Речь пойдет о моем сыне. И не нужно делать вид, что вы не понимаете суть разговора. Разумеется, вы знаете, о чем я.
Оливия открыла рот в удивлении и не нашла слов, чтобы возразить. Теперь она понимала, от кого Саймон перенял свою самоуверенность. Оливии стало любопытно послушать что же скажет леди Кэтрин... вернее сказать, королева Кэтрин.
- Мой сын, герцог Лендский, - «Какая новость! - Оливия бросала сарказм в уме» - имеет множество земель, которые приносят немалый доход. А также на него работает большое количество людей, которых нужно контролировать за их работой. И, как вы знаете, его светлость ищет себе жену. Жена должна быть хорошо воспитана, образована, красива. Ей не следует открывать рот, когда ее не спрашивают.
Оливия поняла, что это чернило брошено в ее лицо.
– Жена герцога Лендского утонченная и презентабельная.
Оливия набрала воздух и ответила:
- Верно, жена – это один из самых важных людей в жизни каждого мужчины. Однако я не до конца осознаю своей причастности к этому.
Кэтрин прищурилась, сложив перед собой ладони в замок.
- Кратко говоря, леди Уотсон, вы не подходите моему сыну и не стоит ему навязываться. Вы определенно ему не ровня. Не претендуйте на герцогское место и на роль его жены. Так, полагаю, яснее?
Оливия скрестила руки. Наглость этой женщины только раззадорила ее.
- Знаете, вы были правы, когда сказали о воспитании, утонченности и образованности жены для мужа.
Кэтрин удовлетворительно кивнула.
– Ведь потом жена становится и матерью, правильно? Такие качества, как забота о сыне, понимание, любовь к нему тоже имеет место быть. Милосердная и любящая мать ведь никогда, скажем, не накажет своего ребенка за невинный проступок, верно?
- На что это вы намекаете? – произнесла герцогиня с каменным лицом, сжав зубы.
Оливия почувствовала приятное удовлетворение, поставив герцогиню на место. Вот так-то! Не должно ей указывать, с кем и как ей быть. С нее достаточно собственной матери.
- Я ни на что не намекаю. - Глаза Оливии по наивности в этот момент могли сравниться лишь с младенческими. – Я только выразила свое мнение, что истинно материнское сердце никогда не пойдет на подобную жестокость. А по поводу жены… Как вы сказали? Не претендовать на герцогское место? Я думаю, что вы немножко путаете титул и личное.
- Леди Уотсон, титул и личное как раз идут вместе неразрывно. Брак – одно из средств изменения своего положения. И я не позволю своему сыну с этим промахнуться, - грубо отрезала она и пошла дальше по коридору.
Оливия выдохнула: наконец, она ушла. Какая же она неприятная, эта герцогиня Лендская! Еще вздумала указать Оливии, что ей делать и за кого выходить замуж. Да, она не такая элегантная и не такая хорошенькая, как Шарлотта. Да, иногда Оливия говорила то, что думала, но невпопад - никогда. Ее слова всегда были уместны и отнюдь не глупы, а, скорее, наоборот: зачастую в них было больше ума и смысла, нежели в чьих-либо других. Конечно, это касалось женской доли, ибо Оливия не знала, о чем обычно толкуют мужчины, когда находятся одни. Но вряд ли в мужском кругу они обсуждают последние выпуски модных журналов или спорят об особенностях в выборе избранницы. И она не винила женщин за их некоторую несмышленость.