Оливия даже не догадывалась, насколько Кэтрин была цинична. Просто поразительно! Будь она на ее месте, Оливия не смогла бы отказать в таких замечательных подарках даже безответно влюбленному в нее джентльмену. А уж внимание собственного мужа, родного человека, нельзя распылять в пустоту. Обесценить такую красоту прямо в лицо – верх невежества и непорядочности!
- Это к лучшему, что ты не ее сын. Ой! Прости, Саймон, я не подумала…
- Все нормально. Ты права, это к лучшему.
- Не хочешь поговорить об этом?
- Нет. Лучше закроем тему.
Лучшим лекарством от всякой ложки горечи была сама Оливия. И чтобы пережить трудности, ему не нужно обсуждать их с ней. Достаточно того, что она просто будет рядом так же, как сейчас. Ее ровное сердцебиение приводило в норму и его. Она будто подстраивала Саймона под свой миротворный ритм. Каждый спокойный вдох и выдох словно погружали его в сон.
- С какого момента ты отдалился от Кэтрин? Ты ведь когда-то любил ее. Невозможно, чтобы ребенок с пеленок не любил своего родителя.
Саймон усмехнулся.
- Да-а-а, так же, как отец. – Саймон призадумался, вспоминая неприятные эпизоды своей жизни. – Однажды, когда я был мальчишкой, я прибежал с улицы домой. Довольный и ни о чем не подозревавший. Мне всегда нравилось большое пространство в доме: по-королевски огромные коридоры, комнаты. Будучи маленьким ребенком, все предметы для тебя будто увеличиваются в несколько раз. Я щеголял по просторным аллеям дома и вдруг услышал крики. Пройдя дальше, я расслышал голоса родителей. Я был близок к той двери, за которой происходил скандал. Кэтрин кричала на отца: «Ты ничтожество! Ты и твой сын! Будь у меня выбор, я бы отдала его в работный дом или выбросила в Темзу. Ненавижу тебя и эту простушку с ее маленьким отпрыском!» На тот момент я почувствовал к ней только отвращение. После этого меня как отрезало от нее. Больше я не старался подступиться к ней или завоевать ее внимание.
- Простушку? Она имела ввиду Фелицию?
Саймон горько пожал плечами.
- Тогда я думал, она говорила про Изабель. Она всегда относилась ко мне как к родному сыну. Всю любовь и заботу я получил от нее. По этой причине, я думал, Кэтрин злилась на нее.
Оливия сжала руки Саймона. Она жалела его, но не хотела это показывать. Мужчины не любят, когда женщины видят их слабость и начинают жалеть, прижимать к груди, словно маленьких мальчиков. Оливия как-то слышала, что если женщина увидела мужчину сломленного и слабого, то он обозлится на ее за это. Им нравится всегда казаться сильными, отважными и крепкими, но как только эта видимость рушиться, они исчезают. Оливии не хотелось проверять эту теорию, поэтому сдержит свои чувства.
- Расскажи мне, малышка, что ты делала в оранжерее с Шарлоттой Уоррен? – В памяти Саймона вернулся эпизод, когда Шарлотта убегала из оранжереи. – Было непохоже, что вы говорили о плохой погоде или предпочитаемом цвете ткани этого сезона.
Оливия напряглась в его руках. Но в конце концов она сделала все, что могла. И если Саймон соберется ее осудить, то это будет незаслуженно, но она скажет правду. Оливия повернулась к нему лицом, заглянув прямо в родные голубые глаза.
- Истерики Шарлотты заставили, чтобы я попросила у нее прощения, и я сделала это. Меня обеспокоила ее тревожная реакция тогда. Это заставило меня пересилить себя и извиниться, дабы не произошло ничего ужасного.
Лицо Саймона выражало изумление, смешанное с восхищением. Однако через минуту оно стало непроницаемым.
- Это очень благородный поступок, достойный леди, - сказал он. – Она оценила его?
«Этой капризной девчонке было слишком сложно что-либо оценить или понять».
- Нет, она выслушала меня и сказала, что ей не нужны мои извинения. Она выбежала из оранжереи, как пуля из пистолета. Я даже не успела ничего сказать.
- Это ничего. Ты сделала самое главное, а остальное уже на совести Шарлотты. Ты правильно поступила. Быть может, это позволит ей осознать, что некоторые вещи в принципе невозможны.
Саймон был прав. Оливия не может контролировать все. Некоторые вещи зависят не только от нее, но и от других людей в том числе. Вот если бы Саймон еще это понимал, тогда он перестал бы пытаться сделать все по-своему, включая заранее расписанную женитьбу на Оливии.
Глава 24
Что будет, когда через пару дней Оливия отправится домой? Все закончится. Она исполнит свою мечту – станет художником, будет жить вдали от мирской суеты, где нет ограничений света и его запретов. Оливия станет вольна делать то, что хочет. И не будет осуждений насчет сегодняшнего платья или неверно сказанного слова. Не нужно будет ходить на званые ужины или приемы, балы с толпами едва знакомых людей. Все это сгинет в прошлое. Как и Саймон.