Его семья

Яков подошел к зданию райисполкома, постоял, глядя на окна, потом решил еще походить. Он снова кружил вокруг библиотеки, как маленькая планета вокруг солнца, и все с большим нетерпением посматривал на часы, так как решил, что вернется туда не раньше, чем через полчаса.

На этот раз Валя уже была там. Узнав, что Яков так и не ходил обедать, стала укорять его за это, а он и не думал оправдываться, ибо глаза ее говорили другое: она счастлива, счастлива даже этим непослушанием, этой возможностью ласково отчитать его!..

Сейчас они вдвоем идут домой, и Якову кажется, что никогда в жизни ему не было еще так хорошо. Он не отрывает жадного взора от ее лица, замечает каждую гримасу, упивается ее голосом, — и если сейчас ей чего-нибудь недостает, чтобы быть той Валей из далекой юности, то в своем воображении он щедро наделяет ее всем необходимым для этого.

— Слышишь, Яша, ты останешься у нас, — повторяет Валя.

— Хорошо, Валя, но…

— Никаких «но»!

Яков не может сразу согласиться, слишком еще свежо воспоминание о разговоре с Валиной матерью.

— Видишь ли, Валя, это будет неудобно… Нет, ты подожди, выслушай меня! — замечает он ее нетерпеливый жест. — Видишь ли, если я буду жить у вас, могут возникнуть всякие нежелательные сплетни…

— Яша, ты говорил об этом с мамой?

Он вспоминает свое обещание ничего не рассказывать Вале. Но это свыше его сил — скрывать от нее правду, когда она смотрит ему в глаза, и Яков предпочитает молчать.

— Я так и знала, — вздыхает Валя. — Но ты все равно будешь жить у нас! Я поговорю с мамой.

Что ж, он не возражает. Ему нелегко было бы каждый вечер покидать уютный Валин домик и уходить в гостиницу.

— Вот мы и пришли…

Валя берется за ручку дверей, но не открывает их, а поворачивается к нему:

— Как все-таки хорошо, что ты приехал, Яша!

Она благодарно смотрит на него, и при свете заходящего солнца ее чудесно помолодевшее лицо розовеет так же нежно, как у девушки в парке, державшей на своих коленях голову любимого…

Надежда Григорьевна встретила их так, словно они каждый день приходили домой вдвоем. Поинтересовавшись, почему не пришли обедать, она снова вернулась к плите, где на сковородке жарились золотистые блины.

Из соседней комнаты вихрем вылетел Вадик и, обхватив Валины ноги, уткнулся покрасневшим лицом в мамину юбку. Валя, положив руку на голову сына, быстро оглянулась на Якова, и в ее глазах он прочел какой-то вопрос. Или, может быть, это ему только показалось?

— Ты расскажи маме, как ты сегодня бабушку не слушался, — ласково сказала внуку Надежда Григорьевна, наливая на сковородку очередную порцию теста.

Вадик приглушенно смеялся, вертел головой и ни за что не хотел оторваться от маминых коленей. Якову были видны лишь худенький затылок с высоко подстриженными волосами и потешно оттопыренные уши.

— Как тебе не стыдно, Вадик? Значит, ты не любишь свою бабушку? — укоряла сына Валя, но ее лицо никак не соответствовало строгому тону, и Вадик, бросив на мать быстрый взгляд, снова спрятал личико в ее юбке и весь затрясся от неудержимого смеха.

— Ну, хватит, Вадик, хватит!

Валя, снова оглянувшись на Горбатюка с тем же загадочным выражением, мягко отвела от себя руки Вадика.

— Это мой сын, Яша, — тихо сказала она.

Вадик серьезно посмотрел на Якова, потом перевел пытливый взгляд на мать. Он, видимо, не понимал, что нужно здесь этому незнакомому дяде. Под этим детским взглядом Якову стало как-то не по себе, и он погладил мальчика по жесткому хохолку.

— Мы уже знакомы. И, конечно, станем друзьями. Правда, Вадик?

— Ну, будем умываться и есть, — скомандовала Валя. — Потому что мы кушать — ой как хотим, хотим, все поедим! — запела она и снова стала веселой и беззаботной Валей с откровенно счастливыми глазами.

Когда все уже уселись за стол, Яков вспомнил о привезенной им бутылке вина.

— Это я оттуда привез, — проговорил он, раскупоривая бутылку и наливая в обыкновенные чайные стаканы густое темно-красное вино.

Валя подняла свой стакан, и рубиновая тень легла на ее руку.

— Красивое какое, даже пить жаль…

— Смотря за что, — возразил Яков.

— Да, — согласилась с ним Валя и серьезно посмотрела на него. — За что же мы выпьем, Яша?

«За нашу любовь!» — хотел ответить Яков, но взглянул на молчаливую Надежду Григорьевну, которая, казалось, не спускала с них внимательного взгляда, и предложил:

— Выпьем за нашу юность! За чудесные, неповторимые годы нашей молодости!..

Они сидели друг против друга, пили вино и смотрели друг другу в глаза. Ее лицо пылало горячим румянцем, темные глаза еще больше потемнели и стали удивительно глубокими. Отставив пустой стакан, она все еще смотрела на Якова, а на губах ее, как живая, переливалась крохотная рубиновая капелька вина. Валя быстро слизнула ее кончиком розового языка и засмеялась:

— Я, кажется, уже опьянела!

— Не нужно было все пить, — заметила Надежда Григорьевна. Она только пригубила свой стакан и теперь осуждающим взглядом смотрела на дочь.