Дрожу, когда движения становятся быстрыми и отрывистыми, когда прикосновения к волшебной точке приносят легкую боль… Изо рта вырывается стон, который Егор тут же глушит поцелуем, а потом… потом я распадаюсь на миллиарды осколков. Падаю в пропасть и лечу. Внутри чувствую сокращения, а перед глазами плывут разноцветные круги. Господи…
— Что это… что это было?
Егор не отвечает, а делает резкое движение и на мой живот падают жемчужные горячие капли. Смотрю в лицо любимого мужчины: губа закушена, глаза прикрыты, и только руки выдают то, как сильно он сейчас напряжен. Наконец, и Егор выдыхает и с улыбкой смотрит на меня:
— Тебе понравилось?
Румянец не заставляет себя ждать, расцветая на щеках. А он продолжает ни капли не переживая, что лежит надо мной, что его удовольствие растекается по моей коже…
— Егор…
— Нет, Ксюш, я не уйду. Да или нет?
— Да, — выдыхаю, отводя глаза.
— Вооот. Правильный ответ. Всё, как доктор прописал.
Улыбаюсь его непосредственности. Совершенно не дает уйти в мысли, сразу тормошит.
— Доктор Егор?
— Ага. Обращайтесь.
— Мне… эээ… мне в душ надо, — показываю на свой живот.
— Пациентка Романова, у вас постельный режим.
Встает с кровати и уходит. Через минуту возвращается с мокрым полотенцем и бережно вытирает мою кожу.
— А теперь спать. — И рядом укладывается. Уже привычно поворачиваюсь в подмышку и устраиваюсь в уютном убежище его тела и рук. Глаза закрываются.
— Егорка, мне одеться надо, я же голая.
— Потом. Спи.
Просыпаюсь отдохнувшая и счастливая. Не просто счастливая, а такая — парящая на облачке. А еще голодная.
— Рано же, ты чего проснулась? Где болит?
Ого, какой чуткий сон! Поднимаю голову, а Егор лежит на спине и что—то высматривает в ноутбуке.
— Я думала, ты тоже спишь?
— Я решил поработать и увлекся. Так что случилось, почему проснулась?
— Егор, — признаваться отчего—то стесняюсь, — я кушать хочу…
— Наконец—то! Надо перед каждым приемом пищи устраивать лечение, да, малыш?
Подмигивает, отставляя ноутбук на пол, и идет к холодильнику. Голый!!!
— Ну Егоооор…
— Да—да?
— Оденься, пожалуйста.
— Зачем? Ты тоже не одета. Сейчас перекусим и продолжим.
— Что продолжим?
Натягиваю одеяло до подбородка, а перед глазами уже плывут картинки того, чем мы недавно занимались.
— Вообще—то спать и работать. Но твои красные щечки и направление мыслей мне больше нравится.
Блин.
— А откуда здесь это все?
Смотрю на тумбу и стул, заставленный контейнерами с нарезкой, йогуртами и пирожными.
— Я привез, пока ты спала. А в пакетах одежда. Не успел тебе сказать сразу, потом медсестры отвлекли.
Беру протянутый бутерброд и закатываю глаза. Как вкусно! Чувство, что не ела несколько дней. Егор тем временем копается в пакетах и достает аккуратно сложенную сорочку, халатик и трусики. Подходит с деловым видом, съедает остаток моего перекуса и начинает натягивать ночнушку. Я только глазами хлопаю.
— Если не оденешься, я за себя не ручаюсь. Хотяяяяя… и снять—то займет немного времени… — И бровями поигрывает. Невыносимый!
— Кушай, худышка. — Сооружает пирамиду из сыра и колбасы, укладывая сверху что—то зеленое.
— А это что? На масло похоже, но безвкусное какое—то.
— Это авокадо. Хрен его знает, за что его любят, но типа полезное. Будем есть. Правда, малой? — И к животу наклоняется. А у меня снова слезы в глазах. От того, как это трогательно.
— Егор, — голос сбивается, — а ты правда его любишь?
— Очень, Ксюш. Знаешь, — он выпрямляется и задумчиво смотрит в окно, — когда Тим встретил свою девчонку, мы над ним смеялись. По—доброму, конечно, но смеялись. Типа какая любовь у такого мужика. Взрослые вроде дядьки. А сейчас понимаю его. И про детей я раньше не думал. Ну знал, что когда—нибудь в перспективе. Только как услышал от врача про беременность, так сразу перемкнуло. В одну секунду понял, что я отец. И что готов, тоже понял. Оно само, внутри сидело. Понимаешь?
— Понимаю. А я вот не справилась. Запрещала себе думать, когда собиралась… долго не могла решиться… Ты не простишь мне это, да?
— Я думал про это тоже, — кивает, переводя взгляд на меня. — Но твоей вины нет. Ты сильная девочка, столько сопротивляться обстоятельствам. Я бы понял. Может быть, разозлился бы, но понял. Но хорошо, что все обошлось, правда? С такими трудностями…
Егор притягивает меня к своей груди, и, поглаживая, продолжает:
— Я когда—то в сети прочитал то ли статью, то ли репост. Не помню уже. Попалась ерунда и зацепился. Там писали, что ребенок сам выбирает родителей и сам понимает, кого назовет мамой и папой. Наш с тобой, значит, очень хочет к нам, раз перешагнул через все преграды.
— Очень хочет, — повторяю шепотом, не сдерживая слез.
— Не надо плакать, Ксюш. У нас все хорошо будет, я тебе обещаю. Может, я не подарок и сложный человек… не знаю… но я все сделаю, чтобы вы были счастливы. Правда. У меня к тебе все по—настоящему. Веришь мне?
Разворачиваюсь, чтобы видеть его глаза.
— Верю…
Глава 28
Егор.
— Люди вообще—то здесь работают, лямку тянут, можно сказать. А ты ходишь, и мордой довольной светишь. — Друг встречает, как обычно, от всей души. — Колись давай, чему радуешься?