За всю свою жизнь он ни разу не покидал этот остров – даже в ту пору, когда звания и почетные степени полились на него рекой. Когда она лежала в его объятиях, наслаждаясь нежными прикосновениями его пальцев к обнаженной груди, он пробовал объяснить ей, почему так привязан к своей родине – острову Пикай, и почему не может уехать и быть с нею вместе. Это остров следов, говорил он, где за тобой следуют тени из прошлого. И если покинуть его, след остывает и ты уже не способен вернуться. Страшно даже попробовать – а вдруг и вправду порвется незримая нить, связующая с родными местами. Она же, чувствуя другое, совсем не мистическое влечение, стала его ласкать, он замолчал, и они снова занялись любовью.
Она бережно пронесла в своей памяти тот единственный день, проведенный вдвоем, но в последовавшие годы молчания порой сомневалась, что он вообще ее помнит.
Ответ все же пришел, слишком поздно, вместе с трагическими известиями. Двадцать лет, четыре дня…
К дому меж тем, хрустя гравием под колесами, съезжались большие роскошные автомобили. Моторы смолкали под окнами.
Она отодвинулась от бюро. Ее взбудоражили воспоминания о событиях, которым не суждено было повториться. Она отвела взгляд от окна и на фоне уличной яркости вдруг ощутила, что воздух сгустился. Как будто что-то повисло в центре комнаты, нечто вполне осязаемое и ощутимое.
Она подалась вперед, подставила губы. Дымка обволакивала, и женщина попыталась коснуться ее лицом, то прильнув, то отпрянув, словно бы пробуя облачко на ощупь. Спирали старого дыма стали сгущаться, стекаясь в единую форму. Она отодвинулась, чтобы лучше видеть, и вновь приблизилась, коснулась его щекой. Дым попал в глаза, блеснули слезы.
Клубы дыма обретали отчетливые очертания, складываясь в призрачное подобие лица. Но то был не мужественный облик седовласого великого человека, каким его знала широкая публика, а прежнее лицо, которое она хранила в памяти все двадцать лет. Казалось, годы застыли на время разлуки, и душа сохранила его образ в неизменности. Все было как в дымке: в сизом мареве проступали лишь очертания головы. Казалось, это – маска с мельчайшей проработкой нюансов. В клубах дыма обрели форму волосы, губы, глаза.
Перехватило дух! Объятая смешением восторга и страха, она стояла, не в силах пошевелиться.
Слегка склонив набок голову, он смежил веки и раскрыл губы для поцелуя. Она подалась вперед и ощутила легкое касание дымных губ, движение призрачных ресниц. Это длилось лишь миг.
А потом его лицо исказилось в гримасе. Отпрянув назад, стиснув веки, призрак раскрыл рот. Лоб прорезали глубокие складки. Он вновь тряхнул головой и зашелся беззвучным кашлем. Давясь хрипами и жадно хватая ртом воздух, он жаждал освободиться от невидимого препятствия где-то внизу, от чего-то, что не давало дышать.
Пурпурная взвесь выплеснулась изо рта призрака. Она машинально отпрянула. Поцелуй был утрачен, теперь навсегда.
Призрак хрипло дышал, борясь с приступом кашля. Приступ стихал, позывы становились все реже, превратившись в усталые, безнадежные покашливания. Он открыл глаза и взглянул на нее, охваченную ужасом и болью. Дым таял, рассеивался, пока не исчез без следа.
Багряные капли упали на пол и стеклись в лужу на оброненном листе бумаги. Припав на колено, она склонилась поближе, коснулась пальцами липкой массы. Поднялась и взглянула на руки – на них алели разводы свежей крови. К тому времени воздух в кабинете очистился. Сизая дымка исчезла, унеся с собой его след. Остались лишь пыль, свет из окон, книги и темные углы.
Она бросилась вон.
В общем холле на первом этаже она присоединилась к родственникам и стала ждать, когда подадут машины для поездки в церковь. Особого интереса к ней не проявляли и даже, казалось, не замечали ее присутствия вплоть до минуты, когда служащий из погребальной конторы произнес ее имя. Даже его брат, с которым она недавно разговаривала, стоял к ней спиной. Все были удручены и подавлены смертью великого человека.
Ее разместили в последней машине, в самом хвосте кортежа. Два упитанных серьезных подростка, оказавшихся с ней на одном сиденье, буквально прижали ее к стеклу.
В переполненной церкви она одиноко присела с краю и попыталась отвлечься от тяжких мыслей, разглядывая мощеный пол и старинные деревянные скамьи. Она вставала, когда пели гимн или произносили молитву, но проговаривала слова про себя, помня его отношение к церкви. Потом настала очередь прощальных речей. Известные люди произносили цветистые речи, надуманные и торжественные. Она внимательно слушала и не находила в этих словах никакой связи с тем, кто никогда не искал ни известности, ни славы.
Кладбище находилось на холме с видом на море. Она стояла недалеко от могилы, в стороне от остальных, слушая последние слова, искажаемые порывами ветра. Вспомнилось, как еще студенткой она прочитала его первую книгу. Сейчас эту книгу знают все, но тогда она стала для нее настоящим откровением.