Его собственность

Я два дня и две ночи просидела в КПЗ. Это были двое самых жутких суток в моей жизни. Это сейчас мне кажется, что самых, но с ним нельзя быть в чем-то уверенной. Еще полторы недели назад, я думала, что хуже того насилия и всего, что последовало за ним, быть просто не может, потом был случай с Ромкой, и я думала, что просто не переживу того позора, так нет же вот тебе еще одно испытание. Где же я так успела нагрешить, что мне послано испытание в виде свихнувшегося шефа.

Меня закрыли в пустой камере, точнее клетке, отгороженную решетками с двух сторон, с двух других были стены. Там было что-то вроде деревянного узкого топчана покрытого тонким грязным тряпьем. Глядя на это приспособление для сна, я поняла весь смысл слова «нары». В уголке стоял деревянный стульчик, на вид он казался очень шатким и не надежным, но более чистым, чем тот топчан.

– Располагайся, ты здесь надолго. – С этими словами все тот же полицейский со светлыми глазами удалился вглубь по коридору, не забыв перед этим защелкнуть на замок мою камеру.

– Как, надолго? Почему я здесь? А как же телефонный звонок? – Последнюю фразу я уже кричала в пустой коридор. Как не странно, но мои слова были услышаны, хоть и не тем, для кого они звучали.

– Ты чего разоралась, сука? Спать не даешь. А ну пасть закрой, орешь как резаная.– Я оглянулась назад, в поисках говорившего. В соседней камере за железной решеткой сидел бомж. Бомж он или нет, я не знала – в паспорт не заглядывала, а вот что пьяный, грязный и вонючий – было видно и невооруженным взглядом. От него жутко разило перегаром и мочой, и еще какой-то гадостью, какую и определить было невозможно. Как я могла раньше его не заметить? Он поднялся с топчана, на котором лежал, до этого времени, и уставился затуманенным взглядом на меня. На небритом осунувшемся лице сильно бросался в глаза широкий большой нос, маленькие мутные глазки, пытались сфокусироваться на мне. Они были неопределенного цвета, какие-то выцветшие, зато закиси в уголках блестели как вторые зрачки. Одним словом жуткое зрелище.

Он подошел к решетке, разделяющей наши камеры и начал сильно ее трясти. Откуда в этом... мужчине сколько силы? Вонь была непередаваема, я прикрыла нос тем шарфиком, с помощью которого пыталась прятаться, но толку от него было мало. Я пробовала медленно и глубоко дышать, чтобы не вырвать, но как-то слабо помогало. Пока он не двигался, от него не так сильно разило, а вот сейчас это было просто невыносимо. Я отошла в дальний уголок отвернулась к решетке, и пыталась ничего не замечать, но как видно это сильно обижало моего соседа, и он незамедлительно мне об этом сообщил. А такой брани не слышала никогда, смысла некоторых слов даже не понимала, хоть не раз раньше была свидетельницей подобных выражений. То, что я на него не обращаю внимания, еще больше разозлило мужчину. В мой адрес летело столько выражений, что можно было бы смело писать толковый словарь подобного лексикона. Я взяла стульчик и села у решетки, пытаясь, от всего этого отстранится.

Ближе к ночи его сморило и он, развалившись на своем топчане, уснул. Я так и не ложилась на эти грязные подстилки, сидела в уголку, облокотившись на самое чистое, что здесь было – на железные решетки. Попа давно заныла на твердом стульчике, ноги занемели, но подниматься и расхаживаться и тем самым привлекать внимание бомжа я не хотела. Странно, а я уже даже смирилась с этой вонью, и почти не тошнит. Вот так люди ко всему привыкают. От этой мысли мне стало не по себе.

Ночью привезли трех проституток. И это был мой шанс, попросится в туалет, так как дежурный подошел достаточно близко, и мне не пришлось орать об этом на весь коридор. Я видела в глазах дежурного, не насмешку или похотливость, а сочувствие. Это был мужчина лет пятидесяти. Я его раньше не видела, скорее всего, пришел на ночное дежурство. Я бы никогда раньше так не поступила, но находясь в безвыходной ситуации, решила воспользоваться его добротой. Я шла впереди, как и положено под присмотром охраны, дежурный – на несколько шагов позади. Он не одел на меня наручники, и уже за это была ему благодарна. Я остановилась посреди коридора и обвернулась, решив задать давно мучавший меня вопрос:

– Вы не знаете, почему меня задержали? – Он, идя сзади размеренным шагом и не ожидая от меня подобного, чуть не сбил меня, в последнюю минуту схватив за предплечья обеими руками, и остановился. И вместо злости я увидел в его глазах понимание и сочувствие.

– Девочка, ты так больше не останавливайся, а то упадем оба. – В его глазах зажглись искорки веселья. Он показался мне каким-то домашним, родным. Не имея с детства отца, точнее не зная его настоящего, я в каждом мужчине, проявившем хоть какую-то доброту ко мне, искала его черты. Думала, что давно переросла это, как видно нет.

Я сама не осознавала, как смотрела на него, но он почувствовал себя еще больше неловко. Это было видно по его глазам. Мужчина пытался не смотреть на меня – куда-то вверх, вниз, в сторону, но только не в мои глаза. Я уже думала, что не ответит, но он все же решился: