Его строптивая девочка

Последние недели я помогала Обри, но обида и гнев на Кори не давали мне увидеть очевидного – ему я тоже нужна. Я была с ним, когда не стало Роуз. Была с ним, даже когда его боль была такой сильной, что он гнал меня от себя. Просил позволить ему остаться один на один с отчаяньем и безысходностью, но я не слушала. Потому что если бы позволила, то дала бы ему потонуть.

– Я… в порядке, я полагаю. – Он трет лоб, глядя куда-то в сторону.

Он не в порядке. Но будет. А я буду с ним, чтобы в этом убедиться.

– Я этого не хотел. – Он переводит взгляд на меня, и я вижу настороженность в его глазах, будто он боится, что я могу упрекнуть его.

Я слабо улыбаюсь.

– Знаю. В том, что случилось, нет ничьей вины. Это произошло, и это грустно. Но ни ты, ни Обри не виноваты.

Кори моргает. Словно он не до конца уверен, что эти слова правда исходят от меня. Это не значит, что я больше на него не сержусь или не считаю его ответственным за другие вещи, но я переосмыслила кое-что недавно. Мы с Обри поговорили и ее слова помогли сдвинуть стену, которую я выстроила между нами с Кори.

– Все закончилось. Между мной и Обри, – вдруг говорит он. – На этот раз это действительно конец.

Я киваю.

– Я знаю.

Кори тоже кивает и, помедлив, выдыхает:

– Я больше не хочу причинять ей боль. Я чуть не убил ее!

Его глаза слезятся, и он сдавливает пальцами переносицу, быстро втягивая воздух.

Мое сердце разрывается из-за моего глупого, потерянного мальчика. Кори почти на два года меня старше, но чаще всего я чувствую себя старшей, ответственной сестрой.

– Ты этого не делал! – твердо заявляю я. – Ты не хотел, чтобы Обри было больно. Я знаю, что несмотря ни на что, это не было твоей целью. Ты ошибся. Мы все совершаем, и будем совершать ошибки, Кори. – Я смахиваю слезу со щеки, поджав губы. – Это неизбежно. И возможно, когда ты сделаешь очередной косяк, я скажу что-то вроде: «Я же тебе говорила», – быстро усмехаюсь я и вижу, как тень улыбки мелькает на его лице, – но я буду рядом. Хочу быть рядом, чтобы видеть все твои взлеты и падения. Потому что ты мой брат, и я тебя люблю. Так будет всегда.

Я вновь пытаюсь смахнуть слезы, но их слишком много.

– Еще никогда я не был так рад, что отец изменил маме, – бормочет он, чем вызывает у меня смешок.

Кори шагает ко мне, и я оказываюсь в его объятьях. И та часть, что отделилась от моей души, когда мы поссорились, встает на место.

– Значит, мне снова можно быть твоим защитником и надирать задницы придуркам, которые тебя обижают? – ворчит он в мою макушку.

Подняв голову с его груди и чуть отклонившись, я смотрю в его глаза.

– Ты никогда и не переставал им быть.

ЭПИЛОГ

– Не говори папе! – просит Ханна, когда я вхожу в кухню и вижу провинившуюся мордочку Скиппи и лужу под ним.

У меня почти не осталось надежды, что этот пес научится делать свои дела на улице.

– У нас большой двор с зеленой лужайкой и специальная маленькая дверца для того, чтобы он мог выйти в любой момент! – ворчу я, отрывая бумажные полотенца от рулона. – Но он все равно гадит на полу моей кухни. Плохой пес! – ругаю я маленького бело-коричневого бигля. В ответ на это Скиппи опускает голову и жалобно тявкает.

Маленький негодник!

– Ему стыдно, – заступается за Скиппи Ханна.

Она в нем души не чает. Три месяца назад ее желание наконец-то осуществилось, и мы взяли ей собаку. Скиппи стал семейным любимцем и в остальное время, когда он не писает в доме, мы им умиляемся.

Мейсон, правда, чуть меньше с тех пор, как Скиппи помочился в его ботинок.

– Как же, стыдно ему, – под нос себе бормочу я, опустившись на корточки, чтобы убрать следы собачьего проступка. – Ты готова? – Подняв голову, я осматриваю Ханну: на ней персиковое платье из шелка и кружева, а темные кудряшки удерживает праздничная заколка. Она очень красивая, а главное – здоровая.

Наконец-то наша Ханна здорова. После того, как ей от меня пересадили костный мозг, прошло более трех лет и сейчас у нее стойкая ремиссия. Мы верим, что однажды от болезни не останется и следа.

– Готова, – быстро кивает девочка.

– Ты понесешь кольца. Это очень ответственное задание. – Я выбрасываю грязные полотенца в мусорное ведро и мою руки. – Нам нельзя опаздывать, иначе Обри меня убьет.

– Никто никого не убьет, если мы выедем прямо сейчас, – заявляет Мейсон, заглянув в кухню.

Ханна велит Скиппи вести себя хорошо, пока нас не будет, и мы выходим из дома.

– Мейсон, подарок! – вспоминаю я у машины.

Мой муж стонет, запрокинув голову.

– Я принесу! Я знаю, где он! – с готовностью вызывается Ханна.

Я отдаю ей ключи от дома, и пока она бежит к двери, смотрю ей вслед.

Ханна моя падчерица с тех пор, как мы с Мейсоном поженились прошлой весной, сразу же после того, как я окончила Колтех. Но меня сложно назвать мачехой – я скорее как старшая подруга. Мы отлично ладим, а Мейсон не устает радоваться, потому что сейчас у девочки наступает переходный возраст и мой хитрый муж сказал, что все неудобные разговоры он «доверяет» мне.

Трусишка!

Сама Ханна зовет меня «Мое чудо». Только нам известен смысл этого прозвища. Я не против быть чудом, даже если это не так.