Его строптивая малышка (СИ)

Похоже, я перестаралась, потому что укатали сивку крутые горки так, что Староверов забывает отпереть дверь, и секретарше приходится нести кофе ему через мой кабинет под моим полным превосходство взглядом.

Надеюсь, она читает по глазам, потому что в моих горит: «Моё! Не влезай, убьёт!» Мне хватило Брейгель, теперь я чувствую себя увереннее, и пока мы вместе, я не дам этим стервам ни шанса.

Наверное, она всё же просекает мой посыл, ибо все документы теперь проходят через меня. Данил вопросов не задаёт, только смотрит на меня с доброй усмешкой. Кажется, моя ревность ему льстит.

Часам к четырём он начинает громко хлопать ящиками.

– Чёрт побери, Вика! Я теперь вообще не могу сосредоточиться за этим столом.

Я, конечно, осквернила его своей задницей, но чего уж прямо…

– Пересядь на другое место, – советую ему я.

– Нет уж, поехали домой. Оставшееся я сделаю оттуда. Не могу вести переговоры по скайпу, чувствуя, как член подпирает столешницу.

Надо думать, что и вечер у нас проходит задорно: Староверов со вкусом мстит мне за испытанное в кабинете. Но несколько суток недосыпа приводят к тому, что, поиграв во взрослые игры, мы по-пенсионерски отрубаемся в десять вечера.

А утром Данил уезжает навстречу с Лютаевым без меня, потому что мне днём предстоит встречать сестру из аэропорта. Ну и заехать в квартиру, оставшуюся мне отца.

Ви прибывает практически налегке: маленький чемоданчик, рюкзачок и кофр с ноутбуком. Она выглядит загорелей меня, накаталась там на своё горнолыжке. Я вот вообще не сочетаюсь с зимними видами спорта. Люблю пляжный волейбол, но играю редко, так как грудь моя ведёт себя совсем непристойно и привлекает к себе чересчур много внимания.

– Привет! – Ви меня обнимает, и я физически ощущаю её тепло и поддержку. – Давно ждёшь?

– Нет, – усмехаюсь я. – Ты же знаешь, что я копуша. По дороге я кучу пробок собрала и опоздала почти на весь период задержки рейса.

– Какие у нас планы? – довольно живо интересуется она, хотя глаза у неё сонные.

– Для начала выпить кофе и устроить мозговой штурм, потом съездить ко мне на квартиру и под занавес отчалить в дом Староверова.

– Кофе – звучит неплохо, – соглашается сестра и всё-таки трёт глаза, едва сдерживая зевок.

Устроившись в мини-кафешке, отпив на редкость отвратный кофе и вонзив зубы в неожиданно вкусный пончик, мы принимаемся мозговать.

– Фразу вспомнила? – с набитым ртом спрашивает Ви. – Не смотри на меня так! Кормили в самолёте сносно, но уже давно.

– Ещё бы я вспомнила! «Единственное сокровище человека – это его память, лишь в ней его богатство».

– Ага, – хмыкает сестра. – Я погуглила. Она звучит немного по-другому. Это ещё больше подталкивает меня к мысли, что мы на правильном пути.

– Погуглила? Этот цитата?

– Да, Адам Смит, шотландский философ.

– У нас дома его точно нет, – говорю уверенно. – Все книги дома я прочитала от корки до корки.

– Значит, это либо выстрел молоко, либо пап, имел в виду что-то ещё, – пожимает плечами Виолетта.

Ничего не поделаешь, других зацепок у на с все равно нет.

Но как мы не прикидываем, ничего в голову не приходит. Решаем поехать всё-таки на квартиру и там покопаться. У конце концов, может, тут ключевое слово – память. Посмотрим фотографии. Даже где-то сохранилась коробка со старыми письмами.

Квартира встречает нас запустением. Казалось бы, я всего неделю здесь не была, а вид у всего заброшенный, хотя кругом порядок, и даже пыли скопилось немного, потому что окна были закрыты.

Первые поиски результатов не дают. Ничего связанного с Адамом Смитом мы не находим. Перетряхиваем все фотографии – тоже нет. Тупик.

Уже растеряв энтузиазм, мы вяло перебираем письма и открытки, когда Ви тыча пальцем в весточку от дальней родственницы, смеется над её отвратительным почерком, который словно стремится к арабской вязи:

– Екатерина Алексеевна и её открытки – это отдельный вид искусства. Папа каждый раз, читая её, приговаривал, что недурно было бы пригласить дешифровщика.

Я замираю. Что-то крутится на уме…

– Как ты сказала?

– Тут нужен дешифровщик, – послушно повторяет Виолетта.

– Нет-нет, вот это «недурно»… Была у папы ещё какая-то фразочка…

Напрягшись Ви выдаёт:

– «Память человека есть белый лист бумаги: иногда пишется хорошо, а иногда дурно». Эта?

– Вот! – я подскакиваю на месте и начинаю водить пальцем по корешкам книг.

– Что вот? – волнуется сестра. – Чего ищем-то?

– Может, я и не права. Это кажется слишком сложным для подростка. И вообще, мутно как-то, но сокровище – память. А про память эта вот цитата. Если они, конечно, связаны. Это Козьма Прутков. Я в школе писала сочинение по нему, когда надо было выбрать кого-то не из программы. Как раз потому, что папа его постоянно цитировал. Хотя чаще всего он, конечно, вспоминал про усердие, которое всё превозмогает, но оно мне в душу чего-то не запало. О-па!

Найдя искомое, я выуживаю томик.

Внутри ничего, и я уже расстраиваюсь, когда Ви протягивает руку, шарит на полке и вытаскивает верёвочку с ключиком.

Ключик мне знаком.