Его сын

Аше – шестьдесят четыре. Она умиленно трясет погремушкой перед насупившимся малышом – своим первым внуком. Внук на погремушку не смотрит, у него есть занятие поинтереснее. Над ним разыгрывается бой: два истребителя гоняются друг за другом. Люцифер тихо смеется, развлекая малыша с помощью Силы, и ребенок восхищенно агукает, неловко размахивая ручками. В глазах Императора сияет одобрение: его потомок будет достойным продолжателем династии. Аша нежится в его объятиях, стараясь не думать о только что подавленном бунте или начавшейся конфронтации с хаттами за Татуин. Лучше она займется внуком, а то скоро примчится Вейдер, так и не угомонившийся на старости лет, и начнет носиться вокруг, раздуваясь от гордости.

Аше – сто пять лет. В принципе, не такой уж преклонный возраст. Она лежит, наблюдая, как плывут облака по прекрасному небу Набу, вспоминая свою жизнь. Она пережила многое: рождение и гибель детей, появление внуков… Мир и войны. Она научилась не замечать кровь под ногтями супруга или то, как от него иногда тянет могильным холодом. Она виртуозно перенаправляла алое безумие, накатывающее на Люка, стараясь оградить непричастных, и отворачивалась в сторону, когда муж устраивал резню. Она носила шедевры ювелирного искусства, созданные теми же руками, что сдирали кожу заживо с посмевших бунтовать.

Аша увидела гибель своих врагов, и то, как ее семья вновь стала сильной и многочисленной. А теперь она лежит, наблюдая за облаками. Вся ее жизнь была непрекращающейся борьбой, то «за», то «против». Она так устала…

Аша Джаятри, самая победоносная королева в истории Набу, устала бороться. Она хочет отдохнуть. Поэтому Императрица закрывает глаза и позволяет себе сдаться.

Впервые в жизни.

V. Совершенное оружие

В Оружейной, заполненной созданными руками членов императорской семьи предметами, этот экспонат самый невзрачный.

Это нож. Короткое лезвие, тринадцать сантиметров ровно. Тускло-серое, почти черное, с еле видимыми переливами. Обоюдоострое. Такая же небольшая рукоять – отполированное многочисленными прикосновениями ладоней дерево, за годы с момента изготовления ставшее твердым, как камень. Оно и раньше было неподатливым – Джапор, растущий на Татуине, отличается крайней прочностью. Две небольшие клепки. Золотая надпись, вспыхивающая в свете ламп.

Самый обычный нож, сделанный из непонятно чего детскими руками.

Он лежит в отдельной витринке, стоящей посреди зала, словно родоначальник семьи, на которого с обожанием глядят и равняются заполонившие стены потомки. Золотая табличка сообщает всем желающим, кто создал этот простой и безыскусный предмет, когда, где, и кому он принадлежал долгие долгие годы.

На него посматривают с интересом и зачастую хорошо замаскированным разочарованием, а то и брезгливым недоумением – от ножа, созданного руками Люцифера, ждут чего-то более… Более.

Впрочем, те посетители, что поумнее, понимают: этот предмет не для красоты, а для работы.

Многофункциональная вещь. Им счищали кожуру с фруктов, которые обожал Император, вскрывали упаковку коробок с подарками, выстругивали разные безделушки, срезали кожу с врагов.

Он был незаменим как в быту, так и при ведении военных действий – Люцифер никогда не расставался с любимой игрушкой, нося при себе с четырех лет, с того момента, как создал свое первое и самое любимое оружие и орудие из найденного в мастерской дяди хлама.

Император постоянно вертел его в руках, украшал, полировал, пропитывал своей Силой, изучая Силовую Ковку. С течением времени серый металл потемнел до черноты, а когда-то светлая древесина приобрела костяной оттенок с черными прожилками.

Однако этот простенький нож так и остается самым невзрачным из находящихся в Оружейной экспонатов, и редкие счастливчики, которым перепадает счастье и удача войти под эти своды, лишь пожимают плечами, переходя к гораздо более эффектным предметам.

Ножу все равно.

Он не обращает на этих слепцов никакого внимания, ведь те, кто имеет хоть каплю Силы, реагируют на него гораздо более непосредственно.

Все одаренные, независимо от направленности, обходят хрупкую витринку по широкой дуге. Они смотрят на нож с почтением, страхом и восхищением, как на религиозный символ или чудо, воплощенное материально. Гости не рискуют взять тихо дремлющий на алом бархате нож, они только осторожно поводят ладонями над ним, резко выдыхая и распахивая глаза.

Джедаи сглатывают, качая головами, стараясь не переходить определенную черту, не коснуться, не пересечь невидимую ни для кого другого линию.

Ситхи смотрят с вожделением, перемешанным с ужасом, может, они бы и рискнули тронуть овеянный легендами предмет, но их руки дрожат, отказываясь двигаться – инстинкт самосохранения начинает работать даже у самых самоуверенных и наглых.

Нож лишь усмехается в полудреме – эти слабаки… заготовки… никогда не сравнятся с его Создателем. Его личным божеством, закалявшим его в огне и крови врагов, использующим для ритуалов и приготовления пищи.