— Горы в Чечне с густой растительностью. Мы поднялись вверх, чтобы занять господствующие высоты, но не учли того, что это не давало нам такого же преимущества, как в Афганистане, где скудная растительность не мешала обзору склонов с вершины. Да и бойцы мои не были подготовлены к ведению боевых действий в горах. Они дислоцировались в Аксае, расположенном в степной местности, — это ж наша родная Ростовская область, — а там такие навыки получить невозможно. За время нашего нахождения в Моздоке в течение всего двух недель мы просто физически не могли подготовить личный состав к передвижению в горах. Да и погода была говно, поэтому и высадка десанта проводилась в незапланированные места, что исключило работу артиллерии, а потом и эвакуацию, к тому же сказалась усталость пацанов от многодневного перехода по горам с тяжёлым снаряжением. Я тогда ещё до высадки сказал, что операция обречена, на что мне прямо было заявлено «под трибунал захотел, подполковник?» Вот я и решил, что лучше уж трибунал мне одному, как командиру, чем позволить убить сорок восемь пацанов. Понимаете, нас никто даже слушать не хотел. Нами руководил тот, кто был убеждён, что побритый боец сражается лучше небритого! Увы, но нашим доводам противостояла безудержная жажда выбиться наверх любой ценой и любым путем, подкреплённая цепкими тренированными мозгами, невероятное самомнение и пафос, помноженные на исключительный воровской рефлекс. И это я вам прямо говорю, а когда с заокеанскими инструкторами поближе пообщался, то понял, что всё это не просто так. Мужики, запомните мои слова, эта война не последняя. Американским интересам наиболее соответствует тлеющий низкоинтенсивный конфликт где-то у нас или в Европе, угли которого они будут периодически помешивать кочергой и докладывать дровишек, верьте мне.
— Ну с этим-то всё ясно было ещё в Югославии. Но это наша страна, наша территория, в конце концов у нас приказ, — тихо ответил Вегержинов.
— Приказ может отдавать человек, который за нас с вами, за эту страну, за территории эти сраные готов жизнь отдать! Как-то нас, молодых лейтенантов, собрал командир, которого я считаю лучшим из всех, с которыми служил, и сказал, что понимаешь, какие они тяжёлые, эти офицерские звёзды, только тогда, когда снимаешь китель, вернувшись домой. Так вот, решение и приказ — это квинтэссенция всего пути, который прошёл офицер и командир. От того, какое решение ты принял и как отдал приказ, зависит победа в бою. И я готов всё это взвалить себе на эти самые звёзды, да только мое желание нахер никому не снилось! И над этим всем должен стоять человек, который думает так же! — вдруг вскипел Воеводин. — А я такого человека пока не вижу! А выполнять приказы главнокомандующего, который…
Дмитрий умолк, сжал кулаки и сглотнул. Затем одним глотком выпил остатки чая, резко встал и вернулся к окну, за которым гудел никогда не засыпающий город.
— Есть в наших вооруженных силах такая категория, как высокопоставленный еблан, — продолжил свой монолог Воеводин. — Это тот, который боится доложить наверх, что у него чего-то не хватает, да и вообще предпочитает не докладывать неприятные новости. При докладе начальству он имеет вид лихой и придурковатый, а на вопрос «чего не хватает?» отвечает, что он всем обеспечен, даже если у него ничего нет. Плохо быть ебланом, неправильно, а на войне не просто плохо, а преступно. «От дохлого осла хотя бы уши»: всё равно мы, типа, какой-то результат получим, и это надо будет завернуть в обёртку победы и преподнести на золотом блюдечке наверх, а потом звания с наградами получить. Главное кулаками потрясти и джигу станцевать на костях погибших мальчишек! А у нас, простите, мужики, и главнокомандующий из этой же категории. Мне америкосы одно занимательное видео показали, после которого я понял, что… что в такой армии, под таким командованием я служить не буду! В армии, где в городских боях пользуются туристическими картами десятилетней давности, где потерь «дохера», а профита «нихера». И тут не работает золотое правило жизни: не знаешь — молчи, а знаешь — помалкивай. Тут орать надо во весь голос! Потому что когда наш главнокомандующий в конце своей речи о победе над коммунизмом произносит фразу «Господи, благослови Америку!»***, мне удавиться со стыда хочется!
— Ты о чём? — удивленно переглянулись Кучеров и Вегержинов.