Когда работаю, а работаю я иногда часов по десять-двенадцать, сижу, запершись в кабинете и отключаю телефон. Часто, если не пишется, бываю раздраженным и никого не хочу видеть.
- А в Турцию приехал отдыхать? Или в творческую командировку, за новыми впечатлениями, так сказать?
- И то и другое.
Они снова замолчали. Наконец, Пругов не выдержал. Он задал Наде вопрос в лоб:
- А ты? Ты любишь своего мужа?
- …Нет. - Надя взяла с камня подсохшую сигарету и стала ее разминать в пальцах. - Нет, не люблю. Сначала думала, что да, а потом поняла… А уж совсем потом…
Надя вдруг замолчала. Пругов увидел, что ее синие глаза вдруг стали серыми, как мокрые камни.
- И он меня не любит. Он вообще не способен любить.
- Импотент что ли?
- Импотент? Нет, - Надя горестно усмехнулась, - это он делает регулярно. И не только со мной. Я знаю, у него есть любовница. Или много любовниц. Он их покупает. Он вообще думает, что все можно купить. И меня он купил когда-то. По дешевке…
- Ну…, зачем ты так… о себе? Странно.
- Да. По дешевке… Я - дешевка. Ой…! - Пругов увидел, что сигарета в Надиных руках разошлась по шву, и весь табак высыпался ей на колени. - Сигарета сломалась…
Пругов встал.
- Пошли туда. В ту бухту, куда нас высадили.
- Ты хочешь присоединиться к исследователям пещер?
- Я хочу стрельнуть у кого-нибудь нормальную сигарету. Эти
"утопленники" наверняка соленые на вкус.
- Давай здесь посидим. Покурим потом, когда на яхту вернемся.
- Хорошо. Давай сидеть здесь…Ты мне расскажешь еще что-нибудь о себе? Кроме того, что ты читаешь детективы, любишь сидеть дома и не любишь Дарью Донцову?
- Я ненавижу сидеть дома.
- Ты же сама говорила, что ты ужасная домоседка.
- Домоседка по неволе. /Он/ не выпускает меня из дома.
- Как так? - не понял Пругов.
- А вот так. После того, как я попыталась сбежать от него… Нет.
Все! Не хочу об этом. Не хочу о нем, не хочу о себе. Давай лучше о тебе поговорим. Нет, правда, давай о тебе.
- Но…, я должен понять…
- Ты никому ничего не должен. И не надо меня понимать. Я сама себя не понимаю. Но я пойму. Обязательно. И все тебе расскажу. Все, что поняла.
- И когда это случится?
- Случится когда-нибудь.
- Боюсь, что /это/ произойдет с нами в другой жизни. - Пругов нарочно сделал ударение на слове "это".
- В этой жизни. - Надя посмотрела Пругову в глаза. Они у нее снова были синими, как Эгейское море. И в них играли чертики. - И совсем скоро. Обещаю, что /это/, - Она тоже выделила ударением слово
"это", - произойдет скоро. Ты даже не успеешь увлечься другой.
- А ты считаешь, что тобой я увлечен?
- Считаю. - Надежда была неотразима в своей уверенности. - Итак!
- Что?
- О тебе.
- Хорошо, спрашивай, - с улыбкой разрешил Пругов.
Надя задумалась, но не более чем на секунду.
- Ты живешь один? Я имею в виду: есть у тебя кто-нибудь? Женщина?
Любовница у тебя есть?
- Есть. Вернее, так - и да, и нет.
- Как это: и да, и нет? Ненастоящая женщина? Резиновая что ли? - звонко рассмеялась она.
- Нет, не резиновая, - обиделся почему-то Пругов за Наталью. -
Настоящая…И грудь у нее, кстати сказать, больше, чем у тебя. -
Сказал в отместку и сразу же после произнесенных слов мысленно обозвал себя дураком.
Надя фыркнула, но как заметил Пругов, в отличие от него, не обиделась. Или сделала вид, что не обиделась.
- …Просто она замужем и с мужем разводиться не собирается. -
Подробностями своих отношений с Натальей Пругов как бы оправдывался перед Надеждой за невольно выскочившую глупую мальчишескую фразу. -
Вот и мечется между ним и мной. Муж не устраивает ее как мужчина, но он мастак в решении вопросов иного характера.
- Финансовых, например…
- И финансовых в том числе. А вообще у них все сложно.
- Как и у всех, - кивнула Надя, подумав, видимо, о своих проблемах.
- Ну да…, как у всех. - Пругов был вынужден согласиться с очевидным.
- А твои папа и мама? - продолжила допрос Надежда. - Они живут вместе с тобой?
- Они умерли. Мама давно. Она умерла, когда я появился на свет. Я ее только на фотографиях видел. Мама была очень красивой. Молодой и красивой…А отец все это время после смерти мамы жил со мной, он так и не женился вторично… У нас большая квартира. Большая и пустая. Папа умер этой весной.
- Соболезную. - В голосе Надежды Пругов уловил искреннее сочувствие. Он пожал плечами:
- Печально, конечно, но ему было девяносто пять лет. Ничего вечного не бывает.
- Девяносто пять?! - ужаснулась Надя. - А сколько же тебе лет,
Андрюша? Ой, прости! Это бестактный вопрос.
- Почему ты просишь прощения? - удивился Пругов. - Для мужчины его возраст - не есть нечто, что желательно скрывать от окружающих.
Мои года - мое богатство. Мне пятьдесят пять.
- Я подумала тебе больше.
- Лет семьдесят? - усмехнулся Пругов.
- Ой, прости! - Надежда была сильно смущена. - Я не то хотела сказать, - оправдывалась она. - Я не имела ввиду твой внешний вид, ну…, что ты плохо выглядишь… То есть… Я совсем запуталась.
Прости дуру! Я просто подумала, что если твоему папе было девяносто пять, то тебе…, - и вдруг спохватилась: - А вообще, ты хорошо выглядишь. Нет, честно. Я бы тебе дала не больше сорока.