Его Величество бомж (СИ)

— Не знаю, так принято, будущий король во избежание подмены, должен иметь неопровержимый знак, неотъемлемый от него самого. Таких походя не наделать, таинство ритуала хранится в секрете, я сам толком не знаю, — потом усмехается, — представь, я даже не видел его ни разу! Разве что у отца.

— Я, зато видела, там какие-то шпаги и листья, вернее, ветви с листьями.

— Это герб рода, под которым существует королевство.

— Дай рассмотреть ещё раз!

— Пожалуйста, — Костик легким движением руки расстаётся с футболкой и, перевернувшись на живот, подставляет мне спину.

— Красиво! — делюсь впечатлениями, сдвинув полураспустившуюся косу. Правда! Если откинуть мысли о технической стороне вопроса и не думать о причинённой боли, вышивка сделана профессионально. Ни одного лишнего стежка! Впервые могу, не таясь в подробностях рассмотреть все детали картины.

— Расскажи! — просит, а сам обхватил подушку, расслаблен. Сейчас Костя напоминает мне домашнего кота, растянувшегося на хозяйской постели, требующего ласки, чтобы его почесали за ушком, погладили спинку, а он бы на это блаженно замурчал.

И я начинаю водить пальчиком по контурам рисунка, повторяя изгибы ветвей и листьев. Прочерчиваю силуэты холодного оружия, повторяю извитые узоры лиан и комментирую,

— Вот тут, какой-то непонятный цветок, а что значит этот крючочек, а почему шпага в ножнах?

Он слушает, что-то поправляет, дополняет, я, честно говоря, всё мимо ушей пропускаю и, нагулявшись по всей этой красоте, забредаю в более чувствительную зону…

Успела заметить, как Костик, опять Костик, всё-таки, мне так привычней, реагирует, когда с волосами занимаюсь. Вот в бане дулся на меня — коварную Дадиан, решившую его совратить и извести весь род, а почти сразу расслабился, только за голову принялась.

Так и сейчас, от красивых серебристых вьюнов, что раскинулись сверху вниз вдоль позвоночника, поднимаюсь потихоньку к шее, а оттуда к затылку. Его формальная косица давно расплелась и удерживалась лишь на паре последних перехлёстов, а от моего вмешательства, просто рассыпалась по плечам.

А мне только того и надо! Так приятно бродить в этих дебрях, волосы шелковистой волной текут сквозь пальцы. Я сгребаю снова и опять пропускаю, как через зубцы гребня, подхватываю снизу, задеваю кожу, немного оттягиваю пряди, поднимаюсь от затылка выше. Слегка задевая ногтями, легонько царапаю, рисуя невидимые зигзаги и полосы на коже, от макушки к затылку, ото лба к макушке, от висков к ушам. Немного щекочу за ушком, легонько целую, а потом чуточку прихватываю зубами мочку. Она мягкая, горячая, знаю, что невероятно чувствительная.

Костик забывает на полуслове, что объяснял про ножны и шпаги, и я с удовлетворением слышу заинтересованный стон.

Ну, что ж, пройдёмся дальше. Провожу ладонями по плечам, быстрым движением просовываюсь по грудь, мои ладони будто невзначай проскальзывают по соскам и сбегают вниз до живота, выпархивают из-под Костика и невинно возвращаются к волосам.

Мне интересно ловить его реакции, познавать их, запоминать, и очень приятно просто касаться, будоражить, и замечать волшебство, в котором я и, правда, кое-что могу.

Это же красиво! Магическое действо, когда любимый мужчина на твоих глазах сначала вроде бы незаметно, а потом всё сильней оживает и реагирует, и сам не понимает, когда упала та самая последняя капля на чашу весов, и возбуждение перевесило все другие чувства и желания!

А я эту каплю ловлю, смакую и знаю, что создала своими руками, губами, смешными словечками, ничего не значащими, но произнесёнными щекотным шёпотом прямо на ушко. Так близко, чтобы касание губ к чувствительным незаметным глазу волоскам и оказалось той самой последней каплей!

Я уже наколдовала, но будто не понимаю, из баловства начинаю сплетать мелкие отдельные косички, бросать их, доведя до середины и, начинать новые, тут можно долго заниматься, но не успеваю, как, впрочем, и рассчитывала,

— Богиня? — вопрос естественно адресован мне, но довольно хрипло и как-то слегка фамильярно, без особого пиитета, ни Наисветлейшая, ни Наимудрейшая.

— Что? — предполагаю, сейчас впадёт в мольбы о прощении и будет долго маяться в борьбе с самим собой, но Костик удивляет,

— Сколько раз я там, на смертную казнь наработал? — так запросто спрашивает.

— Да я уж и со счёта сбилась! — похоже, свыкся, и мне на этот раз даже смешно.

— Вот и я запамятовал, а если так, — тут он быстро переворачивается, причём, очень ловко, а я оказываюсь под ним, — то одной больше, одной меньше, какая разница?

— Думаю, никакой! Что три года расстрела, что пять! Выживешь! — это уже вдогонку получилось, последнее, пока поцелуем не заткнул! Ну и, понеслось…

… Диван всё-таки будет поудобней, чем банная скамья, помягче, да и пошире, есть, где отдохнуть после бурной страсти. Но почему-то я устроилась у Костика на груди. Честно говоря, мне на ней можно целиком разместиться, но я пытаюсь-таки освободить моего горячего мужчину от лишней тяжести.

Тщетно, лёгким движением руки Костик пресекает мои жалкие попытки отползти на другую половину.