Его величество Человек

Настроение у Махкам-ака испортилось. Женщина была неприятна ему. Хорошо, что воспитательница вмешалась, иначе он не выдержал бы, сказал крепкое слово этой паре. «О боже, она еще сетует на чью-то жестокость! А сама какая!» Размышляя, Махкам-ака заметил, что хромая старушка направилась к плачущему веснушчатому мальчику. Приблизившись, она достала из кармана леденцового петушка, но руку за конфетой протянула девочка, стоявшая рядом с мальчиком, и старушка заговорила с ней. Веснушчатый мальчик закрыл лицо руками и отвернулся к стене.

Махкам-ака подошел к мальчику, опустился на корточки и взял его за руку.

—Не плачь, сынок,— мягко сказал он и, развязав поясной платок, начал вытирать слезы мальчику.

—Я и не плачу,— пробормотал мальчик сквозь слезы.

—Вот молодец! Мужчина не должен плакать... Как тебя зовут?

—Витя.— Мальчик взглянул на Макхама-ака.

—Молодец, Витя, оказывается, ты хороший мальчик. Пойдешь к нам?

Витя молчал, не зная, что сказать.

—Пойдем, сынок. Если понравится, останешься, если не понравится, сам обратно приведу,— улыбался Махкам- ака.

Грустное лицо мальчика чуть повеселело, но на Махкама- ака он смотрел еще как-то недоверчиво и теребил конец поясного платка, который остался у него в руке.

Махкам-ака ждал.

—Хорошо, пойдем,— сказал Витя тихо.

Около стола директора Махкам-ака увидел Ивана Тимофеевича. На руках у него была болезненная девочка лет четырех с перевязанной головкой.

—Поздравляю, Вахаб-ака.

—Спасибо, спасибо... Вот нашел внучку свою.

—Правда? Вот это да! — обрадовался Махкам-ака.

Иван Тимофеевич помрачнел и подмигнул кузнецу незаметно для девочки.

—Превосходно, превосходно! — Махкам-ака ласково погладил девочку по голове.

—Смотрите, и имя подходит ей — Оля. Вас тоже поздравляю.— Иван Тимофеевич дружески кивнул мальчику.

—Спасибо. Скажи дяде, как тебя зовут, сынок.

—Витя,— гордо произнес мальчуган.

—Отличное имя! Ну, Витя, теперь приходи к нам с папой. Будете играть с Олечкой. Ладно?

—Скажи, сынок, спасибо, сами тоже, мол, приходите к нам,— шепнул Вите Махкам-ака, но Витя только улыбался в ответ.

Оформив документы, Махкам-ака, Иван Тимофеевич и дети вышли на улицу и на трамвайной остановке распрощались.

Мехриниса увлеклась работой и не заметила, как пролетело время. Внезапно из окна кузницы она увидела входящего в калитку мужа. За руку он держал мальчика. У Мехринисы гулко застучало сердце.

—Сына тебе привел, жена.— Махкам-ака подтолкнул Витю, как бы говоря: «Иди поздоровайся».

—Здравствуйте,— сказал Витя, подойдя к Мехринисе.

—Издрасти, издрасти.— Мехриниса вдруг с трудом произнесла знакомые русские слова, потом взяла руки мальчика в свои.— Ой, ой, как лед! Ну, проходите, сейчас... И сандал[39] горячий. Проголодались, наверно?

—После завтрака я ничего в рот не брал. И Витя тоже. Объездил я весь город. Много, жена, видел я детей, а желающих усыновить их — еще больше.

Витя переводил удивленный взгляд с Мехринисы на Махкама-ака, говоривших на непонятном ему языке.

Мехриниса почти не слышала мужа. Она, словно во сне, копошилась в прихожей, развязывая мальчику ботинки.

Грубый шнурок был весь в узлах. У Мехринисы не хватило терпения развязать его до конца. Она взяла ножницы и перерезала шнурок в нескольких местах. Витя бережно подобрал обрывки, спросил Мехринису:

—А как же шнуровать теперь будем?

—Новым шнурком будешь шнуровать, сынок.— Мехриниса напряженно вспоминала русские глаголы.— Кажется, и ботинки тебе велики?

—Велики, да зато не рваные. Мои крепче, чем у всех.

—А у других рваные? — Мехриниса старалась быть как можно внимательнее к Вите.

«Бедняжечки, со всем-то свыклись»,— думала она, разглядывая большие, стоптанные башмаки.

—У Сережки совсем развалились в поезде. Подошва отстала. Я перевязал ему проволокой.— Витя наконец-то развеселился.

—Вот и молодец! Всегда надо помогать товарищу.

—Какой он мне товарищ! Он из малышкового отряда. А только все равно зря я старался,— снова погрустнел Витя.

—Почему? — Мехриниса не сводила с мальчика глаз.

—А потому, что остался Сережа под бомбой,— спокойно сказал Витя.

—Неужели умер? — воскликнула Мехриниса, всплеснув руками.

—Сгорел весь вагон.

—Целый вагон, ты говоришь? — Мехриниса почувствовала, что задыхается.

—Бомба упала на Сережин вагон... А здесь никогда не падали бомбы? — тревожно спросил Витя.

—Наш город от фронта далеко. Сюда фашисты не прилетят, не бойся.— Мехриниса хоть и успокаивала мальчика, но продолжала думать о его рассказе, и на душе у нее было горько.

Махкам-ака сидел у сандала, прислонившись к подушке. И ему стало жутко от всего, что говорил Витя. «Как хорошо, что не увидит он больше этого. Несчастные дети, сколько они перенесли»,— думал Махкам-ака.

Мехриниса сняла с Вити» носки, затвердевшие от грязи, размотала портянки, и мальчик вошел в комнату. Махкам- ака приподнял одеяло, которым был накрыт сандал, указал ему место рядом с собой. Витя уселся, но мучился, не зная, куда деть ноги. Махкам-ака засмеялся, показал ему на перекладину у столика.

—Протяни ноги, поставь их вот сюда, и все тело у тебя согреется.

Витя вытянул ноги и тут же испуганно отдернул их.

—Ой, обожгусь!