Его величество Человек

—За вас, апа. Газету с вашей фотографией хранит на полке в нише и все говорит мне: «Вот увидишь, невестушка, дети принесут ей счастье и на этом, и на том свете». Вы же знаете, какая у нас мама: она все мерит тем, как на том свете аукнется,— засмеялась Салима.

Мехриниса-то больше всего боялась как раз встречи с Захидой. К счастью, ее не было дома. Мехриниса не спросила, где она, но знала, что Захида надолго не оставит молодую невестку одну.

После слов Салимы Мехриниса чуть-чуть успокоилась, но все равно на душе у нее было тревожно. Салима по молодости, по доброте ни о чем не подумала, накормила ребенка, но вдруг появится Захида? Не избежать тогда Салиме упреков набожной старухи.

—Где же мама?— спросила наконец Мехриниса.

—Мама стала парашютисткой,— улыбнулась Салима.— Пошла в бригаду к жене председателя махаллинской комиссии.

—Слышала я про эту бригаду. А на завод она не ходит?

—Нет, работает дома. И знаете, как наловчилась! Да и со временем свободнее. Скоро придет.

—До свидания, Салимахон, мне пора. Пусть мать не знает, что я приходила. А завтра понесу крошку к врачу, пусть выпишет искусственного молока.

Мехриниса взяла на руки спящую девочку, но, увидев, что пеленка мокрая, решила перепеленать ребенка. Мехриниса развернула малышку, и как раз в это время в комнату вошла Захида.

—Ой, ой, Мехриниса ли это? Ой, золотая моя... Заставили вы меня краснеть перед вами!

—Вам ли краснеть передо мной! Поздравляю с внуком,— сказала смущенно Мехриниса и обняла Захиду.

—Спасибо, спасибо.— Захида оглянулась, и брови ее взметнулись вверх. На курпаче она увидела чернобрового беленького ребенка.— И вас я поздравляю! — Захида кинулась к Мехринисе.— Сын? Дочь?

—Девочка, да только опять не моя. Эвакуировали из прифронтовой полосы. Мать тяжело ранена.

—Уж не та ли, которую в госпиталь, в школу, привезли?

—Она. А вы тоже были в школе? Я что-то вас не приметила.

—Народу набралось там тьма. Разве всех заметишь? Ну, садитесь, Мехриниса. Глаз-то у меня не зря подергивался, чуял, что дома гость, я и заторопилась.

—Джан[57] апа, не браните невестушку. Не отказала в моей просьбе, накормила бедняжку. Ведь все мы люди! — Мехриниса приготовилась к худшему, но старуха к ее сообщению отнеслась спокойно.

—Зачем же бранить ее! Война идет,— сказала Захида.— В чем же согрешили эти малыши? Ее отец,— она кивнула на ребенка,— может, сейчас рядом с моим Абиджаном сражается на фронте. Как же я могу порицать невестку за то, что она накормила обездоленное дитя? Аллаха я боюсь, но все-таки думаю: за добрые дела и аллах карать не станет.

—Правильно, апа,— медленно произнесла Мехриниса.

—А как про вас вспомню, радость наполняет душу. Аллах ниспослал вас в мир на счастье невинных детей. Все знают об этом. И в газете не зря о вас написали!

—Да что особенного я сделала, апа? Не вытерпела беды человеческой, сердце защемило от чужого горя, и только.— Мехриниса смутилась, щеки залил румянец, она опустила голову.

—А скажите, почему же не защемило сердце у этого Гитлера, чтоб он сдох! Он тоже когда-то был вот таким младенцем. Ведь болела душа у его матери и за него... А что с ним стало?! Зверь! И человека и зверя сотворил аллах, но слыхали ли вы, чтобы из зверя вышел человек? Такого не было и не будет. А зверь из человека получился. И самый злой! Знала бы мать, какое чудовище выйдет из ее малыша, наверное, своими руками придушила бы его. И аллах пальцем бы не тронул ее за такой поступок...

Захида говорила долго, пылко.

Мехриниса сидела потрясенная. «Неужели человек может так перемениться? Что делает война! И как говорит — умно, толково. Напрасно я думала о ней плохо. Совсем другой стала Захида».

Взглянув на часы, Мехриниса поднялась.

—Засиделась я, апа... Детишки, наверное, ждут меня. Вон уж смеркается.

—Малышку вы оставьте у нас. Я присмотрю за ней. Салима, коли потребуется, покормит.

—Нет уж, пусть живет у меня! Спасибо и за то, что сделали. Попробую завтра показать девочку врачу. Да и старшей

будет спокойнее.

—Ну, как хотите. А к врачу носить ее ни к чему. Девочка еще маленькая, ей необходимо грудное молоко. Раз не оставляете у нас, Салима будет ходить к вам.— Захида сказала об этом, как о деле давно решенном.

—Беспокойство вам, апа,— пробормотала Мехриниса.

—Пусть Салима кормит малышку. Ее грехи беру на себя!— убежденно произнесла Захида.

—В сто раз грешнее не помочь младенцу,— тихо отозвалась Салима.

—Я на седьмом небе от радости, апа,— взволнованно проговорила Мехриниса.— Желаю от всей души, чтобы вернулся ваш сын и осчастливил вас за вашу доброту,— сказала она, направляясь к калитке.

Свекровь и невестка проводили Мехринису за ворота и вернулись во двор.

—Не делай это святое дело нехотя, доченька: убавится молока. Считай, что родила сына и дочку,— поучающе подняла палец Захида, склоняясь к уху Салимы.

Глава двадцать первая