Его величество и верность до притворства

– Трудно сказать, но может даже и все пятьдесят. – Маркиз своими познаниями таких больших цифр, определённо напугал Генриха, чьи познания, всего лишь ограничивались повседневными тратами, которые редко переваливали за цифру «не помню». И, конечно, Генрих понимает творческую натуру маркиза, для которого фантазия есть второе я, но всё же надо и меру знать, и слишком уж не завираться.

– Ну, если ты и не приврал, то мне, кажется, что столько не живут. – С недоверием к маркизу, сказал Генрих.

– А я о чём говорю. – Пожав плечами, согласился маркиз, правда с кем, так и осталось не ясно.

– Нет. От графа с его здоровьем можно ожидать любой подлости. Да и ждать столько, времени у нас нет. – Сделал разумное замечание Генрих.

– Тогда может быть виконт Трофим? – задался вопросом маркиз.

– Ну и чего от него можно ожидать? – спросил Генрих.

– В том-то и дело, что при его образе жизни, от него чего угодно можно ожидать. И он, как человек чести, всегда оправдывает себя и всё то, что от него не только можно, но и даже не ожидалось ожидать, он всегда, оправдывая самые худшие опасения, берёт и предъявляет. – Ответил маркиз.

– Это обнадёживает. – Улыбнувшись, заявляет Генрих.

– Тогда останавливаемся на нём? – спросил маркиз Досада.

– Я думаю, что он всё равно не остановиться, так что, если не мы, то кто же. – Усмехнулся Генрих. – Да, кстати, покажи мне нашего виконта. Где он? – бросив ищущий взгляд в зал, спросил маркиза Генрих.

– Да вон тот несносный в синем камзоле офицер, который, бравируя придворным мнением, имеет наглость на глазах барона де Коньяк пускать шуточки его баронессе де Коньяк. – Кивнув по направлению левой стены зала, где свои места занимала эта троица, сказал маркиз Досада.

– Так вот это кто? – удивлённо, с долей восхищения сказал Генрих, с завистью посмотрев на виконта Трофима, с его выдающейся невозмутимостью, с которой он, не смотря на осуждающие взгляды придворных, тревожные шушуканья благопристойных дам и их злобные постукивания веерами по кончикам своих носов, что говорит о крайней степени их раздражения, продолжал громче и веселее, чем требует этикет, веселить баронессу.

– Виконт. – Попыталась остановить шутливость виконта баронесса де Коньяк и, засмущавшись, не зная куда девать руки, легонько ударила виконта по его рукам, которые слишком уж задумчиво рядом с ней лежат и явно что-то замышляют (а это значит, их нужно предостеречь от необдуманных действий). – Я от ваших шуток уже и не знаю куда деваться. – С дрожью в голосе опустив глаза, проговорила баронесса, подвергая сообразительность виконта на умственные испытания. – Я уже почти в краску впала. – Сказала баронесса, прикрывшись веером.

– С этого момента вы можете быть со мною на ты. – Сказал виконт Трофим, своим немигающим взглядом продавливая в баронессе нужные для себя решения.

– О боже, виконт. Это уже слишком даже для вас. Вы просто, ситуаен. – Сказала баронесса и чтобы сбить виконта с его пылкого пути, ещё раз ударила его веером по носу. И хотя для виконта Трофима любая близость к баронессе, потому что она баронесса, а не барон, по нраву, всё же ему не совсем понятны все эти её словесные выверты, которые и не поймёшь, куда ведут. Хотя её намёк на то, что она не знает куда деваться, наводит на благостную для него мысль, что она смирилась с неизбежным и только ждёт подходящего момента, чтобы куда-нибудь с ним деваться. А вот эта отвечающая помыслам виконта мысль, заставляет его благожелательно посмотреть на баронессу, и с меньшей, до степени ненависти благожелательностью взглянуть на сидящего по другую сторону от баронессы, её, давно уже глухого к желаниям баронессы барона де Коньяк.

«Вот же какой хитрец. – Рассудил виконт Трофим, глядя на барона. – Закрыл глаза, как будто бы спит, а сам между тем подслушивает и мотает всё на свой, уже белый от старости ус. – Виконт до того озлился на эту старую лису – барона, что даже еле сдержался от того, чтобы своей шпагой сбить с него парик. – А я теперь из принципа, соблазню баронессу, чтобы тебе неповадно было не спать и всё подслушивать. – Придя к этому своему мстительному решению, виконт Трофим, вернулся к баронессе и принялся соображать, куда бы с ней, пока барон спит, можно было деваться».