Его Величество император (СИ)

— Слушай, ты то хоть знаешь, кто эти деятели? Про трех первых и Матисса я знаю, что художники, а вот кто такие Массне и Мансее — и не слыхал!

— Массне — композитор, если хочешь, я тебе прямо сейчас Элегию на его музыку спою, а вот Мансее… что-то знакомое! Но не помню, кто это такой!

— Мальчики, — вмешалась в разговор подошедшая Мона, — вы и знать не можете, кто это! Во-первых, это дама, Юлия Мансее, во-вторых, очень популярная дамская писательница. Пользуется бешеной популярностью у подростков лет до 17-ти и дам «за 60». Пишет романы о любви с примесью секса, на грани приличий. Там все эти вздохи, стоны, отвердевшие соски и другие твердые, но не женские части тела, мокрые трусики и прочие любовные игры. Знаю, сама лет в 15 зачитывалась!

— Спасибо, просветила! А где моя восторженная сестрица?

— Убежала за своим альбомом, хочет показать свои рисунки. Прости, Наджар, я по-дружески, не сможете вы с ней найти точек соприкосновения. Только если ждать, пока повзрослеет! Это же чисто восторженный ребенок с совершенно идеалистическим восприятием мира.

— Да, Мона, зря ты не пошла на психологический факультет, четко все по полочкам разложила!

В это время закончился танец и Джамаль вернул Виолетту, поцеловав ее пальчики и поблагодарив за танец, а сам присоединился к Эвальду и Эдмонду.

Прибежала Этельберта, принесла альбом. Листая его, Эльриан поразился, сколько мусора натолкали в голову сестры заботливые дамы из колледжа. Рисунки были очень неоднозначные. Те, которые, рисовались как эскизы, носили явный отпечаток таланта. Те же, что были «закончены» превращались просто в поздравительные открытки — красиво, все прорисовано, и без души. Он попытался объяснить Берте разницу, но не смог, побоялся расстроить. Хоть не вози ее в Петербург! Он прекрасно знал, как отнесутся к ее картинкам настоящие художники. Тот же Серж, который хоть и не был гением, даже рядом не стоял, но откровенную сладкую чушь писать и не думал. И ведь что обидно, были на Эллане талантливые художники, у которых сестра могла бы брать уроки, так нет, мамаша убедила отца, что благородная девушка не должна брать уроки у разных волосатых пьяниц неизвестного происхождения, а должна чинно учиться у воспитанных, благопристойных идиоток в колледже.

— «Надо поговорить с отцом, — мелькнула у него мысль, — что лучше для Этельберты, сразу принять горькое лекарство и понять, что последние два года она губила свой талант. Или оставить все как есть, поговорить с Сержем, пусть ничего ей не говорит, ее работы своим учителям не показывает, пусть и дальше малюет свои сладкие картинки и будет довольна!»

Раздумывая таким образом, Эльриан вертел в руках два своих портрета, выполненные примерно в одно и то же время. Один, набросок, захватил его в тот момент, когда у него только что состоялся очередной неприятный разговор, скорее всего, с отцом об учебе, судя по блеску глаз и готовности продолжать боевые действия. И второй, видимо, сделанный на основе первого, под руководством преподавательниц, на котором изображался картинно красивый, нежный ангелочек. Эти рисунки он оставил себе, как образец воздействия на талант сестры.

— Ри, ты хочешь оставить у себя этот рисунок? — прозвенел голосок Этельберты, — он хорошо у меня вышел, ты на нем такой красивый. А второй неудачный, преподавательницы в ужас пришли, как увидели, сама не знаю, почему не выкинула. Там ты прямо демон какой-то!

— Мне нравятся оба. А много у тебя неудачных рисунков, которые ты не выбросила?

— Ой, много, леди Ясти, моя преподавательница, ругается, говорит, хранить неудавшиеся рисунки плохая примета, а мне почему-то жалко выкинуть. Приеду, наверное, все же разберу и выкину!

— Знаешь, Берта, если тебе неудобно их хранить, переправь их ко мне в комнаты, попроси Сальваторе их сохранить до моего приезда. Мы потом, летом, их вместе разберем, оставим лучшие.

— А почему не в этот приезд? Ты же вернешься с нами на Эллану, мы же не будем гостить на Терре больше недели?

— Хорошо, там посмотрим, если получится. Но без меня ничего не выбрасывай!

— Обещаю!

В это время Джамаль разговаривал с племянником.

— Обратил внимание на девушку, с которой я танцевал?

— Конечно, дядя. Еще удивился, чего ты решил стариной тряхнуть.

— Ты меня раньше времени в старики не записывай, я, может, четвертую жену взять опять хочу! После смерти Залимы место свободно. А девушка серьезная, умная, красивая, и происхождение хорошее, древний род, с Этерлингами в родстве, а у них в основном только парни родятся. Не успеет кто-нибудь помоложе и побойчее перехватить, в следующем году, как траур по Залиме закончится, посватаюсь! Ей-богу, посватаюсь!

Дядя отошел, оставив Наджара в раздумьях, из-за которых он не заметил хитрую усмешку родственника. Вновь заиграла музыка, Джанни повел в танце жену. Эльриан, быстро сообразив расклад, пригласил Этельберту. Наджару ничего не оставалось, как пригласить Виолетту.

— Леди Виолетта, почему Ри сказал, что вы будущий прокурор или судья?