Его величество

— Состоялось совещание генералитета, — твердым голосом сказал Милорадович. — Дежурный генерал Главного штаба Алексей Николаевич Потапов, командующий гвардейским корпусом Александр Львович Воинов, начальник штаба гвардейского корпуса Александр Иванович Нейдгардт и я, прочитав письмо из Таганрога о смерти императора Александра Павловича, приняли решение известить Ваше высочество, что, умирая, император не оставил манифеста о передаче вам престола.

«Лукавишь!», — чуть не вырвалось у Николая, и он тут же, чтобы больше не искушать себя, опередил генерал-адъютанта:

— Вдовствующая императрица Мария Федоровна изволили сообщить мне об отказе цесаревича Константина Павловича от трона, о документах, составленных на этот счет и находящихся на хранении в Успенском соборе. Пакет с копиями писем императора Александра I и цесаревича Константина, а так же манифест государя от 19 августа 1823 года имеется в Государственном совете.

Лицо Милорадовича оставалось невозмутимо. Он будто не слышал, что ему говорил великий князь, и снова повторил решение, выработанное на совещании генералитета.

Рядом с военным генерал-губернатором стоял командующий гвардейским корпусом Воинов. Его презрительная усмешка жгла сердце Николая Павловича больше, чем слова Милорадовича. Генералы отчитывали великого князя, как мальчишку. Они были сильнее его. За ними стояла гвардия.

Слезы подступали к глазам Николая Павловича. Он готов был разрыдаться, сейчас же убежать к матушке и жене, но сдерживал себя, понимая, что обязан соблюсти порядок — выслушать генерала до конца. Милорадович много говорил о процедуре принятия присяги в войсках, особо в гвардии, немедленном созыве Государственного совета, а в конце своей стройной речи как-то очень скомкано выразил сожаление, что из-за стремительности болезни, а затем последовавшей смерти император Александр I не успел распорядиться о престолонаследии. Дескать, если бы манифест, написанный им в 1823 году, был тогда и оглашен, сейчас была бы соблюдена законная передача власти Николаю Павловичу.

— Законы империи не дозволяют располагать престолом по завещанию, — справившись с волнением, отрывисто по-военному говорил Милорадович, артистично выставив вперед ногу, словно выступая на сцене, — и вы это знаете. Притом завещание Александра I известно только некоторым лицам, а неизвестно в народе. Отречение цесаревича Константина не обнародовано. Если мы объявим об отречении Константина, то ни народ, ни войско не поймут отречения и припишут все к измене, тем более что ни государя самого, ни наследника по первородству в столице нет. В таких обстоятельствах гвардия решительно откажет принести присягу великому князю Николаю Павловичу.

Делая вид, что внимательно слушает, великий князь вспоминал беседы с флигель-адъютантом Адлербергом минувшей ночью. Эдуард, так звал он с детства Владимира Федоровича, точно предсказал первые шаги Милорадовича на тот случай, если умрет брат Александр, вплоть до объявления великому князю отказа поддержать его в наследовании престола. Выставив вперед правую ногу, опустив немного вперед голову, Адлерберг, копируя Милорадовича, говорил и о присяге, и о манифесте, не оглашенном своевременно.

Владимир Федорович ошибся в единственном — он рассчитывал, что командующий гвардией, предвидя появление на свет всех документов, переданных для хранения в Успенском соборе, выскажется и по поводу истинных намерений цесаревича Константина, выраженных в письме к императору. Но то ли Милорадович не смог четко сформулировать мысль, то ли посчитал, что аргумента о манифесте для молодого великого князя будет достаточно, полной копии ночной пародии Эдуарда не получилось.

Закончив говорить, Милорадович быстро подошел к Николаю Павловичу, взял за руку и крепко сжал ее.

— Все кончено, мужайтесь, дайте пример войску, — пылко, но настойчиво сказал он.

Великий князь опустился на стул. Он уже не слышал, что говорил генерал. Николай Павлович рыдал.

Он не помнил, сколько времени просидел на стуле, думая о старшем брате, которого очень любил. После ранней смерти императора Павла, Александр Павлович заменил ему в детстве отца, а во взрослой жизни друга, заботливого, строгого, справедливого.

С трудом поднявшись, оглядев собравшихся вокруг него военных и статских, Николай Павлович направился в Большую церковь Зимнего дворца. Церковь оказалась закрытой, тогда он вернулся через северные ворота в Малую церковь. Здесь великий князь приказал отцу Криницкому поставить аналой и положить на него Евангелие. Когда принесли присяжный лист, Николай Павлович приказал священнику читать его. Дрожащим голосом, задыхаясь от рыданий, он повторял вслед за священником слова присяги, отчетливо произнося имя нового государя Константина Павловича.

* * *