Его Высокоблагородие

Игнашевич промолчал, с явным удивлением уставившись на Синицына.

— Интересно девки пляшут, — протянул Пуговкин и добродушно, но со стальными нотками в голосе посоветовал штабс-капитану: — Ты, Юрьевич, поосторожней с такими обвинениями. Не ровен час, ответить придется. И убери, убери пистолетик-то.

Синицын внешне не стушевался, но пистолет все- таки опустил.

— Ну и? — чувствуя в штабсе некую неуверенность, с легким пренебрежением поинтересовался я. — Озвучивайте, Алексей Юрьевич. С удовольствием развею ваши сомнения.

А сам лихорадочно пытался сообразить, на чем прокололся. И раз за разом приходил к неутешительному выводу, что погореть мог на очень многом. Впрочем, паниковать рано. Я не на одном «правилове» побывал в своей прежней ипостаси. И тебе, фраерок, не ровняться с теми волками, что меня «править» пытались.

— Вы, наверное, забыли, Георгий Владимирович, что мы с вами лично были знакомы еще до вашего прибытия в Константинополь? — язвительно поинтересовался Синицын. — И неоднократно встречались. Не изволите напомнить, где и при каких обстоятельствах?

— Не изволю, — отрезал я. — Вы сами упоминали о курсах при Николаевской академии Генштаба. Я же, увы, почти ничего не помню о событиях того времени, так как моя застарелая контузия, вследствие травмы, полученной при прибытии сюда, усугубилась частичной потерей памяти. И вам это прекрасно известно, Алексей Юрьевич.

Игнашевич с Пуговкиным ожидающе уставились на Синицына.

— Известно, известно... — с улыбкой закивал головой штабс-капитан. — Я предполагал подобное. Поэтому и не поднимал этот вопрос сначала. Но как вы объясните то, что его поведение совершенно не похоже на поведение настоящего капитана фон Нотбека? — Синицын обратился к эсеру с вахмистром. — Да, он не так говорит, не так пьет, не так курит, черт побери, да у него даже походка изменилась. Не говоря уже об образе мышления. Будь здесь настоящий капитан лейб-гвардии фон Нотбек, ни одного красного в городе уже не было. Одни трупы. А кто уцелел, забыли бы навсегда дорогу в Константинополь. Уж я-то знаю...

— Это говорит всего лишь о том, что Георгий Владимирович прекрасно осознает, где и в каком качестве он находится... — сухо перебил Синицына Пуговкин. — В отличие от некоторых. Я не раз повторял и повторю еще. Контрразведка это тебе не по небу на этажерке рассекать и не в атаку с сабелькой наперевес ходить. Работа разведчика — в первую очередь лицедейство и сдержанность в поступках. На фронте будешь трупами раскидываться, а здесь головою больше работать надо.

— Дык, контузия опять же может быть... — неожиданно поддержал его Игнашевич. — У нас прапорщика Милютина как шваркнуло, так он как очухался, сразу на непонятном языке заговорил. То ли китайский, то ли еще какой. Даже глаза косить начали. И стал коньяк ведрами хлестать. Хотя всегда блевал с него дальше, чем видел.

— А девка его? Ясмина та, — Синицын даже не подумал сдаваться. — Да настоящий фон Нотбек ни одну бабу к себе, окромя блядей в борделях, не подпускал. Убежденный холостяк был.

— Дурак ты, Юрьевич... — вахмистр снисходительно покачал головой. — Уж извиняй меня, но дурак. Сие чувство речется любовь и рано или поздно случается с каждым. Вот возьми меня. До таких годков дожился, а нет, окрутили. И радуюсь, да-с, ибо мужик без бабы рядом, как хрен без яиц, Господи прости. Так-то. И тебя сия участь не минует со временем.

— Это точно, — опять поддакнул Игнашевич, отчего-то смутился и покраснел.

— Пускай так! — зло буркнул Синицын. — Но и это не все. Настоящему фон Нотбеку даже в голову бы не пришло скрывать трофейное золото от непосредственного руководства. Тем более проводить с ним сомнительные махинации.

— Опять двадцать пять... — хмыкнул Пуговкин.

— Так вроде никто и не скрывает, — удивленно наморщил лоб Игнашевич.

— Господа... — я слегка прихлопнул ладонью по столу, привлекая к себе внимание. — Мне, конечно, лестно ваше заступничество, но уж позвольте самому ответить на вопросы Алексея Юрьевича. Благодарю. Ну что же, похвально, похвально, штабс-капитан. Вашей наблюдательности можно позавидовать. И вы совершенно правильно высказали свои сомнения, ибо было бы гораздо хуже, если между нами поселились недоверие и недомолвки. Итак, кто же я, по- вашему?

— Не знаю, — упрямо мотнул головой Синицын. — Но не фон Нотбек это точно.