Его заскучавшая Любовь

После того вечера они стали страстными половыми партнерами, вот только ни разу их близость не случилась, в так сказать, подходящей тому обстановке, хотя Гоша часто оставался один в своей общежитской комнатушке, а Люба жила в трехкомнатной квартире величественного сталинского дома с родителями, которых видела только рано утром и поздно вечером. Однако чувственный порыв, больше похожий на пожар, случался с ней где угодно, но только не на мягкой постели в изолированной комнате. Люба предпочитала крыши домов, пустынные пляжи, лестничные пролеты, заброшенные строения, застрявшие лифты, задние ряды кинотеатров – иными словами все то необычное, где чувствовался волнующий аромат риска. Причем тогда, в первой половине семидесятых годов, с их строгим моральным и уголовным кодексом в отношении порочащих благостную советскую картинку элементов, опасность была более чем реальной.

– Только так я ощущаю себя живой и настоящей, —не раз признавалась она или просто размышляла вслух. – Я чувствую опасность, значит, определенно существую! А секс лишь необходимое условие, инструмент, позволяющий поймать это кайфовое состояние. В противном случае он превращается в гнусное спаривание двух потных тел для тиражирования себе подобных.

Игорь постепенно привыкал к ее экзотическим выкрутасам, а временами даже проникался их извращенной прелестью. По правде говоря, ему и деваться-то было некуда. Парень уже не представлял себя с какой-нибудь другой девушкой и в то же время прекрасно понимал, что Люба легко помашет ему ручкой, если он вдруг взъерепенится и попробует изменить ее правила. Осознавать себя заложником еще не окончившей школу девчонки Гоше было столь же мучительно стыдно, сколько по-мазохистки приятно.

Но все течет, все меняется. Школу она вскоре окончила, причем с хорошими отметками и с первого раза поступила в местный университет на факультет культуры и искусств, выбрав направление музеологии и охраны объектов культурного и природного наследия. С началом ее студенческой жизни их встречи свелись к минимуму, отчего, правда, сделались еще ярче, насыщеннее, живее, очистившись от шелухи много раз пересказанных друг другу историй. Долгие же паузы между свиданиями интеллектуально развитый Игорь научился смаковать, находя образ любимого человека в поэтических строках, красивых мелодиях, схожих с Любиными жестах и походках незнакомых девушек.

Время летело неудержимым табуном дней, недель, месяцев, и весной тысяча девятьсот семьдесят четвертого года окончивший техникум Гоша получил повестку из комиссариата. Вследствие возникшей путаницы у военных, которые в свою очередь обвиняли работников городского почтового отделения, на сборы Игорю давалось всего ничего. Сразу же сообщивший Любе по телефону срочную новость парень, в ответ услышал ее жалобные стенания по поводу круглосуточной занятости из-за завалов с зачетами.

– Ну хоть к военкомату сможешь прийти в день отправки!? – раздраженно бросил в трубку взбешенный Гоша.

– Не ори на меня! – жестко осадила она парня. – Постараюсь быть. В каком часу…

Но договорить девушка не успела, потому что задетый за живое Игорек бросил трубку. «Как же так! – думал он, ломая одну мокрую спичку за другой в попытке закурить. – Думаешь об этой шалаве днями и ночами, поэзией, музыкой, литературой вдохновляешься, во снах видишь, а потом выясняется, что она час своего времени уделить твоим проводам не желает! Стерва!».

Когда солнечным днем начала мая после построения у облвоенкомата новобранцев рассадили по стареньким автобусам львовского завода, на обочине перед ними затормозила вишневая Ява 350. Отлепившаяся от крепко держащего руль парня девушка в желтой кожаной курточке и синем шлеме принялась бегать вдоль пыльных окон белых ЛАЗов, пока не увидела бритую голову своего Гоши. Он подался лицом к стеклу, и Люба, приложив ухоженные пальцы к своим губам, коснулась того места, где за пыльным окном незаметно подрагивали его уста. Сидевшие в одном с Игорьком автобусе парни протяжно и громко выдохнули.

– Хоть бы шлем сняла что ли! – шутливо пробасил веснушчатый жердяй.

– Некогда ей снимать-одевать! Там гонщик уже заждался, как бы по газам не дал! Ищи потом другого такого, с новой Явой! – съязвил не до конца протрезвевший после бурных проводов толстяк и все, кроме Гоши, дружно заржали.