Его желание

Глеб умело оправляет на мне юбку, окидывает критическим взглядом мои растрепанные волосы, аккуратно заправляет за ушко выбившуюся из прически прядь волос и продолжает топтаться на моем самоуважении.

— И даже ради твоей аппетитной попки и моего желания услышать стоны твоего экстаза я не изменю данным правилам. Так что, моя голодная кошечка, придется тебе потерпеть. — Все так же самодовольно улыбаясь, он поддерживает меня за талию и разворачивается в сторону входной двери.

— Ненавижу, — цежу сквозь сжатые зубы, и следом слышится хлёсткий удар, а на щеке Глеба остается красный след от моей ладони.

Его лицо моментально каменеет. Глаза заволакивает тонкой коркой льда, а по моему телу пробегает озноб. Глеб прикладывает ладонь к пострадавшей щеке, потирает ее, не спуская с меня опасного льдистого взгляда. Я растираю ушибленную ладонь и почти не дышу в ожидании вердикта.

— Никогда больше не смей так делать! — грозно предупреждает он.

— Иначе что? — зачем-то нарываюсь я.

— Иначе не посмотрю на место и обстоятельства, перекину через колено, спущу твои миниатюрные кружевные трусики и оставлю на аппетитной попке отпечатки своих ладоней, — бархатным, искушающим голосом выдыхает он, будоража двоякие ощущения — испуга и желания.

Сглатываю ком наваждения. На миг прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Боже, что со мной?! Отчего рядом с ним я превращаюсь в сексуально озабоченную мартовскую кошку?

— Ненавижу тебя! — медленно и очень тихо, больше для себя, вновь выдыхаю я.

— Врушка! — веселится Глеб, касаясь губами моего виска. — Пойдем знакомиться с фронтом твоей работы. Лена уже, наверное, заждалась.

Я — врушка?

Да.

Наверно, так и есть.

Ведь я вру сейчас даже самой себе, стараясь прогнать прочь все то наваждение, что отравляет мой разум. Стоит только нашим путям пересечься в одной точке, и мир вокруг словно перестает существовать, теряет краски и очертания, оставляя меня один на один с невозможностью сопротивляться его харизме.

И я обманываю себя, ища пути сопротивления этой коварной притягательности. А иначе…

Иначе я увязну в этом мужчине, позволив ему разрушить мою жизнь.

А он это сделает, как только наиграется. Приручит и бросит.

Вдох — выдох…

Мы все еще стоит на месте, не сдвинувшись ни на миллиметр. Мое тело все еще прижато к мощному торсу Глеба, его властные руки крепко держат меня за талию, и дыхание наше сливается в одно.

Мои губы до сих пор саднит от жесткости его поцелуя. Глеб словно заклеймил меня, нежно наказывая, порабощая и заявляя на меня свои права. Непроизвольно провожу по ним подушечкой указательного пальца, пытаясь стереть фантомное ощущение томительного желания все повторить.

В голове полный кавардак, и тело мое — как желейная конфетка, оставленная на жарком солнце: такое же зыбкое и податливо-безвольное.

Вдох — выдох…

Бессмысленные попытки вернуть свой разум в рамки делового сотрудничества обрываются тихим голосом Глеба.

— Пяти минут тебе хватит?

Смотрю на него удивленным взглядом, медленно пытаясь сообразить, о чем меня спрашивают и что он вообще имеет в виду.

— Вон там ванная комната. — Он ловко разворачивает меня спиной к себе и подталкивает, указывая рукой на дверь между книжных стеллажей. — Приведи себя в порядок.

— Спасибо, — все, что могу сейчас сказать.

Дергаю дверную ручку, нервно распахивая деревянное полотно, и быстро ныряю в небольшое помещение. Плотно прикрываю за собой вход, уловив краем ухо добродушный смешок. На полную мощь откручиваю вентиль с холодной водой. Подставляю под нее ладони и замираю, глядя на свое отражение. Зеркало не лукавит, искренне «радуя» меня затуманенным взглядом, алеющими щеками и припухшими от поцелуя губами с размазанным по ним блеском.

Руки ломит от холода. Стряхиваю с них лишние капли и прикладываю ладони к лицу, горящему огнем стыда и нарастающего гнева.

Гнева на себя — за слабость, на Глеба — за его альфа-эго и за то, как оно на меня влияет, на всю эту дурацкую ситуацию с отцовской фирмой, на… Да много еще на что!

Пять минут… у меня всего пять минут на то, чтобы вернуть себе способность здраво мыслить и напомнить, для чего я здесь и кто такой Глеб Сергеевич Шумский.

Еще несколько леденящих процедур для моих пылающих щек. Краска спадает, и теперь я даже бледнее обычного. Распускаю высокий «хвост» и позволяю волосам свободно рассыпаться по спине и плечам, провожу по губам кисточкой из тюбика с ярко-алой стойкой помадой, подправляю чуть подтекшую тушь и достаю из закромов памяти маску безразличия ко всему происходящему. Она мне всегда плохо удается, я и пользоваться-то ею не умею, но сейчас пришло время учиться.

Вдох — выдох…

— Я готова, — как можно спокойнее и увереннее произношу, выходя из ванной с высоко поднятой головой. — Где непокоренный фронт работы?

Почти воин. Почти получается.

Для верности сжимаю кулачок, впиваясь ногтями в ладонь, посылая сознанию легкую отрезвляющую боль.