Его желание

— Дорогая! — раздается бас с порога. — Прекрати надумывать несуществующие страшилки! — осаждает ее отчим и протягивает мне свою широкую ладонь для крепкого рукопожатия.

Было время, когда он и на порог бы меня не пустил, считая меня сволочным ублюдком, надругавшимся над его старшей дочерью. Доказывать свою правоту и непричастность к произошедшей трагедии было бессмысленно. Да, я трахался с Лизкой, даже был в нее влюблен, как тогда считал. Но эта, на первый взгляд, наивная милашка параллельно крутила роман с другом своего отца, а когда залетела от него и пришла с положительным тестом, тот сунул ей деньги на аборт и крайне грубо объяснил, что будет, если она не послушается или, не дай Бог, припрется со всей этой херней к его жене.

Аборт был сделан, только что-то пошло не так, и осложнения привели к тому, что отчим узнал о беременности. Вот только любимая папина дочка, рыдая, рассказала совсем другую историю — ту, в которой сволочью, свершившей с ней все это, был я, мало того, меня она не любила и забеременела не по своей воле, а после принуждения.

Ей тогда было восемнадцать, мне — двадцать три. Я с пеной у рта пытался донести до отчима всю правду, вот только доказательств у меня не было, а у Лизки была видеозапись с нашим пылким сексом, и если не разбираться, то на первый взгляд все выглядело именно так, как она рассказала отцу. Он поверил ей, а я на долгое время вычеркнул их из своей жизни, уехал в Россию и общался по телефону лишь с матерью, так, кстати, и не узнавшей причин столь скорого моего отъезда и нежелание приезжать в гости.

Спустя время правда все же выплыла наружу. Лизка сама и прокололась. Отчим звонил, каялся, просил прощения, и ради матери я переступил через себя, оставив эту историю в прошлом. Вот только милашкам с большими наивными глазами я до сих пор не верю.

Жить легче, когда эмоции на замке, а чувства отключены.

Несколько часов провожу за общением, поедая вкуснейшую мамину стряпню: мясное рагу, блинчики, компоты и много чего еще. Отдыхаю душой, забыв на время обо всем, что происходит за воротами родительского очага.

В город возвращаюсь сытым, довольным и каким-то умиротворённым. Не поднимаясь в свой пентхаус, а, выйдя из лифта, жму на клавишу видеодомофона и в ожидании, когда Заноза откроет мне дверь, рассматриваю детскую коляску, стоящую рядом.

Какие чувства во мне вызывает данное транспортное средство, не могу понять, но явно не то, какое должно бы. Мне же безразлична вся эта херня и абсолютно все равно, на каком убожестве она возит своего ребенка. Ведь так? Наверно, да! Вот только отчего-то в мыслях моментально возникает самый бредовый сюжет в моей жизни, в котором я покупаю в детском магазине самого навороченного и мегаудобного монстра детской промышленности в сфере передвижения. И тут же больная фантазия выдает следующий кусок видеоряда: моя Заноза, катящая эту коляску по тенистой аллее парка, пока я, отлучившись на пару минут, покупаю сладкую облачную пакость!

Ментальный подзатыльник моментально выветривает из головы всю эту сопливую муть, а щелчок отворяющегося замка возвращает в реальность.

— Ой, добрый вечер, Глеб Сергеевич! — Малолетняя зараза обливает меня, словно из ушата, приторным лицемерием. Улыбается, стоя на пороге и явно не горя желанием впускать меня в квартиру. — А Ксюша пока занята, — поет она, наращивая обороты моего негодования.

Но вредная сестра Ксении с ее «дружелюбием» не срывает предохранители на чане моего благодушия так, как раздающийся мужской голос.

— Ксень, я повесил шторы в спальне.

— Спасибо, — тепло отвечает моя Заноза и скрывается в одной из комнат в глубине квартиры.

Успеваю заметить лишь темную макушку малыша у нее на руках, и забрало падает, переводя меня в режим злого огнедышащего дракона. Какого хера она позволяет себе такую вольность?! Как привести мужика в предоставленную мной квартиру? И вообще, могла бы и оплатить дизайн под ключ. Что за скупость?! Не из своего же кошелька оплачивает. Ну, или меня бы попросила…

Грубо отодвигаю в сторону ехидно улыбающуюся девчонку. Решительно шагаю по квартире, даже не обращая внимания на внесенные изменения. Плевать! Мысль о том, чтобы забрать ее в свой пентхаус, даже с маленьким спиногрызом, мигает красной лампочкой в буре нарастающих волн негодования.

— Глеб, — тормозит меня за шаг до взрыва голос Ксении, появившейся предо мной, — прости, не ждала тебя раньше пяти. Но я готова, и мы можем идти.

Она тараторит на одном дыхании, оттесняя меня от закрытой двери в комнату.

— Риша, мы уходим, — кидает она в сторону. — Максим засыпает, не шумите сильно, хорошо?

— Угу, — раздается совсем близко. — Мы будем вести себя прилично.

— Обещаю, — вторит ей тот самый мужик.