Эгоист

– Тогда свали всю ответственность на меня! – воскликнул Густав. – Я навязал тебе эту ложь, я затеял «интригу», как лестно для меня выражается мисс Клиффорд, ну, я и буду вести игру, пока дело дойдет до разъяснений. Теперь же следует неустанно продвигаться вперед и не отступать ни на шаг. Находясь столь близко от цели, мы не смеем колебаться. Подумай сама об этом и обещай мне еще потерпеть.

Фрида наклонила голову; она ничего не возразила, но и не дала никакого обещания.

Тогда Густав продолжал более серьезным тоном:

– Джесси тоже подталкивала меня сегодня к решительному шагу, и я вижу, что она никак не понимает моей медлительности. Но ведь она не знает всего дела, она думает, что для ее опекуна ты совершенно посторонняя, которую он полюбил и которой без сопротивления открывал свои объятия. Но мы, – тут он крепко сжал руку девушки, – знаем это лучше нее, мое бедное дитя!.. Мы знаем, что тебе приходится бороться с мрачной ненавистью, которая уже отравила целую жизнь и так пропитала ее, что несколько приветливых слов не в состоянии ничего изменить. Я хотел отвоевать тебе твое право, когда мой брат покинул Европу, и позже делал попытки к этому, но понял, как глубоко коренится в нем его злосчастная идея. Для того, чтобы она не возродилась в нем и не разлучила вас опять, вы должны еще больше сблизиться. Или ты думаешь, что я без настоятельной необходимости возлагаю на тебя подобную тяжесть?

– О, нет, конечно, нет!.. Я безусловно повинуюсь тебе, но только мне становится бесконечно тяжело лгать!

– А мне так вовсе нет! – заявил Густав. – Я никогда не думал, что иезуитское правило «цель оправдывает средства» является таким прекрасным лекарством против угрызений совести. Я лгу, так сказать, с полным душевным спокойствием, даже с возвышающим меня в своих глазах ощущением. Но тебе совершенно незачем брать с меня пример. Вовсе нет необходимости, чтобы такое дитя, как ты, уже обладало моей бесстрастностью, наоборот, неправда должна быть тяжела для тебя, и я испытываю большое удовлетворение, что это действительно так на самом деле.

– Но Джесси? – воскликнула Фрида. – Могу ли я наконец довериться ей? Она относится ко мне с такой любовью, она мне, чужой, открыла свои объятия как сестра…

– Чтобы избавиться от меня! – перебил ее Густав. – Да, только из-за этого она раскрыла тебе свои объятия. Чтобы избавиться от моего сватовства, она позволила бы мне ввести в дом кого угодно, лишь бы только это существо освободило ее от нежелательного жениха. Поэтому ни слова ей! Джесси не исключается из игры! Мне доставляет особое удовольствие позволять ей презирать меня, и я должен еще некоторое время наслаждаться им.

– Потому что для тебя все – лишь игра, – с упреком сказала Фрида. – Но ведь она-то страдает от этого.

– Кто? Джесси? Нисколько!.. Она просто-напросто страшно злится на мою так называемую мерзость, и я желаю доставить себе по крайней мере хоть маленькое удовольствие наблюдать эту злость.

– Ты ошибаешься, ей чрезвычайно горько, что она вынуждена так судить о тебе. Я знаю, она плакала.

Густав вскочил как ужаленный.

– Что? Правда ли это? Ты в самом деле видела? Она плакала?

Фрида с безграничным удивлением взглянула на его просиявшее лицо.

– И ты этому радуешься? Неужели ты действительно можешь упрекать ее за то, что она заставляет тебя расплачиваться за заблуждение, которое ты сам же вызвал? Неужели можешь быть столь мстительным и мучить ее?

– Ах ты шестнадцатилетняя мудрость! – воскликнул Густав, заливаясь смехом. – Ты хочешь взять свою подругу под защиту от меня… От меня!.. Правда, ты слишком умна для своих лет, моя маленькая Фрида, но в подобных вещах решительно ничего не понимаешь, да это вовсе и не нужно. Ты можешь спокойно подождать с этим еще пару годков. Но говори же! Когда плакала Джесси? Откуда ты знаешь, что ее слезы были из-за меня? Да говори же! Ты видишь, я сгораю от нетерпения!

Лицо Густава действительно выражало крайнее напряжение, и он читал слова девушки буквально с ее уст. Фрида, по-видимому, и на самом деле ничего не понимала в «подобных вещах», ибо все еще смотрела на Густава с огромным изумлением. Однако, уступив его настояниям, она начала говорить:

– Недавно Джесси с укором задала мне вопрос, неужели я действительно рискну доверить свое будущее такому бессердечному эгоисту, как ты? Я стала защищать тебя, правда, достаточно неловко, так как не смела ничего выдать и должна была молчаливо выслушивать каждый упрек тебе.

– Ну, дальше! – задыхаясь, торопил ее Густав. – Дальше!..

– И вот во время нашего разговора Джесси внезапно разразилась слезами и воскликнула: «Ты слепа, Фрида, ты хочешь быть слепой, а я имею в виду лишь твое счастье! Ты не знаешь, как мне тяжело так унижать перед тобой этого человека, и Бог весть, сколько бы я дала за то, чтобы он представился и мне таким же чистым и стоял так же высоко, как в твоих глазах!» Сказав это, она убежала и заперлась в своей комнате. Но я знаю, что она там проплакала несколько часов.