Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

А на час ночи намечалось выдвижение войск, которые должны были обеспечить «Альфе» проникновение в Белый дом…

Заместитель Язова Ачалов после осмотра места трагедии и оценки обстановки вернулся в министерство обороны.

Из протокола допроса В. Ачалова: «Сказал Язову: что хотите, делайте, но ввязываться мы в операцию не должны, все необходимо остановить. Если примете решение о захвате, прольется море крови, на площади 50–70 тысяч (он оценивал шеренги перед главным входом, а мы стояли по всему периметру, и люди все время подходили. – М. Ч.). Следует немедленно отменить операцию! Иначе народ нас проклянет до седьмого колена!

…

Язов снял галстук, расстегнул рубашку и крикнул мне: “Иди в кабинет! Дай команду «Стой!»”.

По этой команде все войска должны оставаться на местах, не производить никаких движений и не выполнять никаких команд.

…Позвонил Грачеву и Громову, передал команду Язова “Стой!”.

По телефону на меня вышел Назарбаев, сказал, до него дошли сведения, что идет штурм Белого дома. Я ответил, что штурма нет и не будет. Назарбаев облегченно вздохнул: “Ну, вы с меня камень сняли”».

Из показаний Д. Язова: «…Я принял решение о выводе войск из города. К этой мысли я пришел к часу ночи 21.08.91, но ночью нельзя было выводить войска».

В это самое время один из батальонов войск специального назначений КГБ, «призванный перекрыть Кутузовский проспект у гостиницы “Украина”, выдвигался на исходные позиции. У спецназовцев свое ведомство – КГБ. Оттуда команды “Стой!” не поступало».

Колонна была остановлена в движении по указанному маршруту начальником Управления спецчастями КГБ в 2 часа 15 минут ночи. К четырем часам утра батальон вернулся в пункт постоянной дислокации.

Из показаний В. Ачалова: «Язов вызвал меня к себе и сказал: “Езжайте к Крючкову, я с ним больше разговаривать не буду!” После двух часов ночи я, Громов, Варенников прибыли в КГБ к Крючкову».

Туда же Б. Пуго послал своего заместителя Громова.

«Громов подчинился, но сказал министру, что от своей позиции не откажется: “Какие б задачи внутренние войска на этом совещании не получили, в Москву они не войдут”» (В. Степанков, 2011).

Когда Ачалов и Варенников вошли в кабинет Крючкова, они увидели там Бакланова, Шенина и большую группу руководящих работников КГБ, одетых в штатское.

«– Наше появление, – свидетельствует заместитель министра обороны Ачалов, – встретили недовольными возгласами: “Вы, военные, ничего не хотите! Ничего не можете!”

– Что, струсили? – напористо спросил Бакланов, когда Ачалов доложил о позиции министра обороны и своих личных выводах после инспекционной поездки к месту столкновения гражданского населения и военных: “В случае штурма не избежать большого кровопролития. В войсках сильное недовольство. Операцию проводить нецелесообразно”».

Добавлю – военное начальство уже имело сведения о том, что в течение двух дней происходит на улицах Москвы, – о том, как население неустанно объясняет молодым танкистам, что они не должны воевать со своим народом… А так как все они вместе уже прожили не менее пяти лет Перестройки – и читали в газетах и журналах и слышали по телевизору такое, что в брежневско-андроповское время им могло разве что присниться, – то это были уже другие, не совсем советские люди.

И юные танкисты не горели желанием давить гусеницами старушек, совавших им пирожки…

«– Находившиеся в кабинете ругались и ссорились, – подтверждает Борис Громов. – Особенной активностью отличался Бакланов. Он требовал, чтобы войска выходили на исходные позиции».

(Сегодня этот человек, двадцать лет назад сделавший все, чтоб устроить в центре столицы кровавую кашу, занимает пост председателя совета директоров ОАО «Рособщемаш». – М. Ч.).

«Крючков, все более убеждавшийся в том, насколько серьезно он недооценил меру нежелания военных участвовать в штурме, прилагал немало усилий для того, чтобы хотя бы сохранить лицо. Но напряжение продолжало нарастать» (В. Степанков, 2011).

А как ему было не нарастать, если Шенин, Бакланов и Крючков уже «засветились», по их же словам, и в случае провала своего переворота ожидали страшных кар – судили по себе – по тому, как они поступили бы с побежденными…