Егор Гайдар

С конца 1940-х годов начинается сакрализация Аркадия Гайдара. Из очень сложного, яркого, талантливого, трагического человека начинают лепить советскую икону. Икону благостную и, в общем, несколько фальшивую в этой благостности.

Писать свою книгу об отце Тимуру было трудно. Причины понятны. Написать полную правду – сыну об отце – это вообще не так-то просто.

У сына всегда есть своя, совершенно особая правда.

Понимая это, Тимур писал в предисловии: «Про Аркадия Гайдара написаны книги. Хорошие – и мне самому кое-что объяснили… Другие рождали желание оградить образ отца от упрощения, лакировки, от неловких домыслов, даже если авторы руководствовались самыми добрыми намерениями».

Но есть и другая задача у книги Тимура, может быть, даже не до конца понятая самим автором.

Тимур, когда писал книгу об Аркадии Петровиче, еще не знал, кем же станет его любимый сын Егор. Но, вероятно, подспудно чувствуя значительность и масштаб его характера – искал те родовые, фамильные линии, которые этот масштаб потом смогут объяснить.

После чистопольского интерната Тимур поступает в школу юнг. Служит на Северном флоте, где, по воспоминаниям Ариадны Павловны (то есть по его собственным рассказам), очищает море от немецких мин. Море кишмя кишело неразорвавшимся железом. Здесь только что ходили боевые корабли. Здесь шла морская война.

На тральщиках и других судах, рискуя, как и вся команда, жизнью среди серых холодных волн, Тимур вместе с другими младшими офицерами и матросами чистил воду, вынимал мины, делал море мирным и думал: а вот этот мир – он надолго ли?

Конечно, никто тогда этого не знал.

Уже в 1947-м начался конфликт вокруг Западного Берлина, грозивший перерасти в новую войну между бывшими союзниками.

В 1949-м и 1950-м китайцы и наши отправили военных советников, офицеров и технику в Северную Корею, чтобы напрямую воевать с американцами.

В 1949-м, благодаря разведке, вскрывшей «манхэттенский проект», и благодаря своим великим ученым (Гинзбургу, Курчатову, Тамму, Сахарову и другим), СССР провел первое ядерное испытание. И ядерная бомбардировка советской территории стала невозможной – есть или нет у Советов система быстрой доставки бомбы, никто не знал (а ее, кстати, еще не было), но ситуация «безответного удара», как с Японией, перестала быть актуальной. И тем не менее ядерные удары планировались, обсчитывались, отрабатывались, испытания проводились.

…В общем, гайку могло сорвать в любом месте.

Тимур Гайдар после первого, Ленинградского военно-морского училища окончил еще одно училище – военно-политическое, факультет журналистики, и начал новый этап своей службы – в военной прессе. Своя газета была в каждом военном округе, на каждом флоте. На Северном, где Тимур продолжал служить, это была газета «Советский флот».

В 1955 году (ему было около тридцати) вышла первая книжечка Тимура «Поход “Невы” вокруг Европы». Официально издательство называлось «Военное издательство Министерства обороны Союза ССР», в дальнейшем просто – Воениздат.

Сегодня эта тоненькая брошюрка стала библиографической редкостью. Крошечный формат, пожелтевшие листы газетной бумаги. Наивный рисунок на обложке – морские волны, подлодка, какой-то крейсер с пушками, рыбаки смотрят на военный корабль (наверное, с ужасом), в левом верхнем углу синенький логотип «Библиотечка журнала “Советский воин”». То есть издание подписное и в обязательном порядке поступало на стол командному составу.

В этой самой первой книжечке уже обозначился фирменный стиль Тимура – сквозь жесткую военную терминологию, устав и секретность, сквозь советский приподнятый (хотя и очень лаконичный, крепко сделанный) литературный язык – ярко проступает то, что ему ближе всего, – сильная человеческая эмоция, вольный дух открытия, а главное – восторг первопроходца.

Откуда он взялся, этот восторг первопроходца, понять несложно – на военном корабле военный журналист мог посетить страны, абсолютно недоступные простому советскому гражданину.

«Босфор узок. В древности римлянин Плиний Старший писал: “С одного берега на другой доносится пение птиц, лай собак и разговор людей. Здесь между двумя частями света можно поддерживать беседу, если только ветер не уносит слова”».

«Стамбул начинается длинным белым зданием, в архитектуре которого довольно причудливо и забавно переплелись и перепутались самые различные стили: и мавританский, и барокко… Это дворец Долма-Бахче – последняя резиденция султана. А за дворцом, на северной стороне бухты Золотой Рог, глубоко врезавшейся в сушу, расположились два района Стамбула: Пера и Галата».

Ах, как тяжело, как сладко ложатся на язык эти незнакомые слова, эти названия.

Турция, Греция, Средиземное море. Поход «учебного корабля» (а на самом деле, вполне боевого) вдруг оборачивается цветной кинопленкой, бездной деталей, вовсе не знакомых обычному советскому человеку, который, может быть, и в Москве-то бывал пару раз, да и то, если повезет.