Егор Гайдар

А затем… когда жизнь его почти висела на волоске, начал писать свои «сказы». И это определило всю его дальнейшую судьбу. 12 коротких текстов.

Возможно, и Егор Гайдар всю предыдущую жизнь готовился к написанию главных своих текстов – указов, которые стали важнейшими свершениями в его судьбе.

Но тогда, в 1990-м, он задумался о том, что в истории могут возникать ситуации, когда отнюдь не «начальник» становится политиком, а обычный интеллектуал. Человек, призванный историей из своего кабинета. Человек книги.

Для этого, правда, необходим ряд условий.

Первое. Такой политик должен опираться на исторический вызов, на огромный запрос общества.

Второе. У него должны быть сильные союзники.

И, главное, третье. У него должна быть ясная прозрачная программа.

Глава пятая. Человек ниоткуда

Когда Горбачев в 1985 году возглавил КПСС и провозгласил перестройку, студенту из Барнаула Володе Рыжкову исполнилось всего 19 лет. Это был высокий парень в круглых очках, с веснушками и большими ушами. Он учился на историческом факультете, и его очень интересовала современная история, «белые пятна», как тогда говорили. Он до дыр зачитывал журнал «Огонек» с новыми публикациями, жадно проглатывал Солженицына, читал толстые журналы, словом, все, что мог достать. «Вы не представляете себе, что тогда творилось, журнал “Новый мир” с “Колымскими рассказами”, “Дети Арбата” в “Дружбе народов” – не хватало уже полуторамиллионных тиражей!»

«…А мы, историки, мы создали такую неформальную группу под названием “Устная история”. Чем мы занимались? Мы брали катушечный магнитофон, ездили по алтайским деревням, находили древних старушек, и древние старушки нам рассказывали, как проходила коллективизация, как проходили сталинские репрессии, как забирали мужиков на войну. Это был такой проект “Устная история”, где записывались реальные воспоминания людей».

«…И поразительным образом, – рассказывает Рыжков, – мы провели первый массовый митинг в Барнауле. Это был 87-й год. Еще при Горбачеве, при советской власти. Нам выделили на окраине Барнаула хоккейный стадион “Мотор”. И вот на этом стадионе собралось тысячи полторы народу и, знаете, какой был главный лозунг? “За свободную подписку на журналы!” Вот с этого все началось, и потом из этого “Политцентра” выросло “Общество содействия перестройки”. А потом, в 91-м году, после путча, когда Ельцин пришел к власти и стал назначать губернаторов, один из наших кандидатов, депутатов Верховного Совета России – стал губернатором Алтайского края и пригласил меня… 91-й год – мне было 25 лет. И вот он пригласил меня первым вице-губернатором, отвечающим за внутреннюю политику Алтайского края. Таким образом в 25 лет из неформала и одного из лидеров демократической оппозиции я стал вице-губернатором Алтайского края, ответственным за всю внутреннюю политику, а через 2 года принял участие в выборах в Госдуму».

…О перестройке и 90-х существует немало легенд. Одна из них: партийная «номенклатура» (чиновники и бюрократы) осталась у власти, захватила собственность, дальше понятно. О том, как это было на самом деле – говорят нам биографии политических деятелей той эпохи.

Рыжков был избран в Госдуму в 1995 году и стал ее первым вице-спикером. Рыжков вел в федеральном парламенте сессии, организовывал согласительные комиссии и парламентские расследования, составлял регламент, принимал бюджеты, в общем, как ни крути, «социальный лифт» у него оказался куда круче, чем у многих партийных бюрократов 80-х.

Владимир Рыжков упоминает первого алтайского губернатора В. Ф. Райфикешта, который вначале стал депутатом, а потом возглавил свой край в 1991 году (он был председателем совхоза). Тоже пример огромного прыжка через все иерархические лестницы.

Но, наверное, наиболее ярким молодым губернатором в России был в то время Борис Немцов.

«…Я учился на отлично и шел на золотую медаль, – пишет Немцов в книге «Исповедь бунтаря». – Однако медаль мне давать не хотели, потому что учителя просекли, что я политически неблагонадежен. Это сегодня звучит смешно, а я оканчивал школу на пике социалистического застоя, в 1976 году. И в характеристике, которую я должен был предоставить при поступлении в университет, директор написала: “политически не устойчив”. В те годы с подобной характеристикой поступить в университет было невозможно, потому началось долгое выяснение отношений между университетом и моей школой. Наконец, директор смягчила приговор на “позволяет себе политически непродуманные высказывания”. Это уже давало мне шанс стать физиком.