Егорка-пастух

– Ну-ко попробуй! Эко испугался! Сами собрались хуже разбойников, а меня вязать? Ишь пьяные рожи! Пойдем, батя! ты, я вижу, пить вино только любишь…

– Ребята! надо за старостой сходить!

– Я до царя дойду! – кричал парень, – он, батюшка, всех ослобонил… Это в старину господа девок отдавали за кого хотели…

– Да ты кто такой? – подступая к парню, вопил Краюхин, – один кнут на плече!

– Сказано слово – не уступлю девку! Как вы ни гоните!

Пастух с отцом вышли из избы.

– Что ж ефто такое? – говорили мужики, – авось у нас хрященая вера: когда девка супротив родителев шла?!.

– Это все ты! – кричал хозяин на жену, – это твоя дель… избаловала девку…

– Нет, ты! – подхватила хозяйка, – говорила, погоди пропивать девку; полштоф да калач принесут, а ты и рад.

– Ну, сват, помни! – грозил Краюхин, – срамоту завел, как бы самому не расхлебать… Я те навек в работники запру… православные! будьте свидетели: я сейчас еду в суд… меня же опили, меня же хотят и поджечь…

– Постой, сват! Надо говорить по-божьи: разве я тебя хотел поджечь?

– Вот грехи-то, – говорил народ, выходя из избы.

V. Сборы к мировому

Кирпичная изба Краюхина, покрытая вприческу, стояла среди деревни, дворов через пять от дома невесты: раскрашенные ставни, узорчатое крыльцо с скворечницей, пустые ульи на завалинках, несколько тележных станков – все говорило о зажиточности хозяина. В сенях стояло исполинское корыто для свиней, выдолбленное из столетнего дуба; на стропилах и переметах висели мешки с салом, окорока ветчины, дубленые овчины и пр.

Пришедши в избу с женой, Краюхин бросил шапку на нары и сел подле стола. Жених спал на полатях.

– Нет, я этого дела не оставлю! – говорил хозяин, стуча кулаком по столу, – все имение просужу, а не поддамся… Ноне же поеду к мировому…

– Посудись, попытай, – возражала хозяйка, – благо у тебя скирдов много… Гляди, как бы чего хуже не было… вон пастух-то грозит красного петуха подпустить: ты думаешь, он своей головой подорожит! Беды – горе! У него всего имения – кнут, а у тебя, может, тысячи… Что ему острог? Он просидел свое время, и опять вот он! Ох! – заключила хозяйка, сложив руки на груди, – избави, царица небесная…

– По-твоему, стало быть, все дело бросить? – говорил Краюхин, – цалковых на двадцать огрели да срамоты наделали – тебе этого мало?

– Не проводи с этими судами поболе… – отыскивая кудельку, заметила хозяйка, – бывает, истратишься, а по-твоему ничего не сделается… В суд тоже – завяжи в узел, да и ступай туда…

– Стало быть, и Ваньку не надо женить. Кто ж будет работать-то? Баб вовсе нет!..

– Женить-то женить, – отвечала жена, – как бы греха не было: ты вишь, господь свое строит: никак третью невесту запиваем, а все нет толку: малый сам того не стоит, что пропили… Кто пойдет за него? Ты вишь, совсем дурак… какая на него польстится?

В ответ на все это с полатей раздавалось громкое, беззаботное храпенье хозяйского сына.

В задумчивости, побарабанив пальцами по столу, Краюхин подошел к полатям, дернул сына за волосы и сказал:

– Эй! тебе только спать?

– Чаво? – протирая глаза, буркнул парень.

– Слезай оттуда! – крикнул отец, – небойсь лошадям пора давать корму…

Иван с красным длинным лицом, светло-русыми волосами, высунутым языком и белыми едва пробивающимися усами неторопливо подошел к столу; глядя на отца мутными, серыми глазами, он проговорил:

– Я давал…

– На вот платок от невесты, – сказал Краюхин.

– А! малый… Это я у кабаке на шасту видел… – с усмешкой разглядывая платок, сказал Иван. Затем он высморкался и сел на лавку.

– И господь таэ на нас навязал! – проговорила мать, качая головой, – покуля мы с тобой будем маяться?

– Бать! а что ж, колоду-то надо вытащить… – сказал Иван.

– Ах ты, господи! – говорила хозяйка, глядя на сына, – и родимец его расшиби – еще спит!.. кабыдто не до него дело…

– Будет тебе ругаться-то, – возразил Краюхин жене, – сама небойсь родила его… Что ты чешешься, дурила! – обратился он к сыну, – утри слюни-то… На вас на обоих-то дрова возить. Слышь, Ванька! Ступай запрягай бурого… Тут сколько ни сиди, ничего не будет…

– Куда это ты? – спросила хозяйка.

– Знамо куда! к мировому! – поднимаясь и отыскивая шапку, сказал Краюхин, – сбирайся скорей! Навялился малый… одних колес что истреплешь…

Между тем на крыльце у Краюхина собралась толпа мужиков, бывших на запое. Тут был и невестин отец, которого сваты уговаривали помириться с Краюхиным и «не заводить лишнего».

– Петруха! ты куда ж? – толковали мужики…

– Что, малый! хочу домой пойти… Ты вишь, дела-то! весь хмель вышибя вон!..

– Экой ты чудной! пойдем! Что ж, пили, пили, так и бросить?

– Да что? У него небойсь вино-то из глаз льется? Шутка ли дело, колько исхарчил… Ну, кабы не Егорка, дело пошло бы как следует…

– А ты слухай, Кузьма! – обратился один к отцу невесты, – мы твоей хлебом-солью довольны… только это дело, я тебе сказываю, не приходится: девке волю давать нельзя!.. тогда и на свете не жить…

– Я уж ее оттаскал на задворке! – объявил невестин отец, – уж и каляная, пропади она! Кричит: руки наложу!